Перехваченные письма

Не ошибайся насчет моего голоса в телефон: даже в этой гостинице в прошлый раз недалеко были соотечественники.

Думаю о тебе постоянно. Что я имею от тебя? Все. Я жил, как болван, не знал печали, смеялся над тем, что не смешно, понятия не имел о долге, ответственности (сейчас не всегда исполняю, но хоть знаю). Целую твои ноги. Все, что я сейчас делаю, думая о твоей оценке, все хорошее (победы над собой) ускоряет и сделает более полным наше соединение. Но уже и сейчас, в лучшие минуты, я с тобой неразделен. Я нашел потерянный талисман. Каждый раз, что ты обо мне думаешь, ты мне помогаешь — чувствую это очень часто. Иногда это такое счастье, что трудно его вынести, все тогда кажется логичным и справедливым.

Со мной нужно обращаться sans m'enagement[109], это мне полезно. Но, конечно, до окончательного «прозрения» еще мне далеко. Да вероятно и нельзя зафиксироваться в состоянии праведности — каждый день нужно начинать борьбу с собой с самого начала. Я учусь на тебе героическому отношению к жизни. Скажи, борьба с собой становится ли легче после длительной тренировки? Ведь это должно все же подчиняться обычным законам — чем дольше упражняешься, тем легче? Но мне кажется, что эта борьба не становится легче от упражнения, а пожалуй наоборот.

Это слова. А вот дела : в прошлую субботу пошел к жене, был спокоен и очень приветлив (молчаливо-сердечно), теперь в свободное время играю с сыном. Жить они будут не со мной, но отношения легко и естественно вошли в норму. Приписываю это исключительно тебе, так как без тебя я бы не пошел к жене, во всяком случае так скоро, и тогда все было бы окончательно испорчено.

Мой сын очень хороший, умный и веселый. Жена его прекрасно выходила. Ему два с половиной года. Мы с ним подружились.

Я знаю, что ты меня любишь. Знай же, что я тебя люблю, причем уже не как мальчишка, а по-настоящему. Больше того, что ты мне дала, женщина дать не может. Всякое твое желание для меня закон.

Встречаться нам «на людях», боюсь, еще преждевременно. Постарайся очень интенсивно думать обо мне вечером, когда ты одна (около 12 часов?).

Напиши, каких французских поэтов-сюрреалистов мне перечесть, каких ты любишь.

Целую и благословляю, родная.

Дина Шрайбман — Николаю Татищеву

Из писем мая 1932