Перехваченные письма. Роман-коллаж

После всеобщей мобилизации я хотела уехать. Говорили, что утром в субботу люди не смогут уехать, так как поездов не будет, а машины реквизируют. В 10½ явился мой кузен Сусланский. Я лежала уже в кровати, но более или менее была сложена. Миша очень обрадовался поездке. Я оставила верного Джеки консьержкам, и они решили везти меня в Sous-Lac или что-то вроде этого. Я должна была там устроиться и вызвать Дину. Ночью до Тура все было хорошо, дальше что-то случилось. Машин была тьма, а я заснула, и все мы оказались в крови. В первую очередь вытащили меня и нашего сына из машины и привезли в Тур. Мишутка абсолютно не тронут, я довольно мало, но в госпитале буду лежать столько, сколько будут держать.

8 сентября 1939

Сережик, мой единственный, как бы я хотела, чтобы война кончилась этими несчастьями. А ведь это только цветочки. Все несчастья еще впереди. Может быть, еще пронесет, но, кажется, надежды мало. Сергуша, пишите два раза в день, три, если можно. Слово, два слова, но чтобы мы знали, где вы!

Только что больных погнали в погреб. Милый, что значит быть матерью, оказывается, можно прекрасно ходить на одной ноге и держать младенца на руках. Это была fausse alerte[202], мы ведь в Tours'e, но было и театрально, и страшно, и замечательно они это проделали…

Страшно волнуюсь, но не за нас, мы более или менее в abri[203] в Tours'e, но вы, но Дина, Бетя, дети… Ведь это светопреставление, вы думаете, что это долго может продолжаться?

Храни вас Господь, наш единственный.

Вениамин Котляр – Сергею Карскому

8 сентября 1939

Я женился в субботу утром. Моя жена заставила провести несколько дней с нею в деревне, а после я думаю возвратиться в Париж или Шартр, чтобы записаться добровольцем. Я уже пытался раз записаться – до объявления войны – но меня не взяли из-за возраста (брали только до 40 лет, а мне уже 41). Теперь, думаю, будут брать и старше, попытаюсь еще раз. Если не возьмут, запишусь в Дефанс пассив.

…В день, когда я заехал за Идой и Мишкой, чтобы отвезти их к жене в деревню, они уже уехали в Gironde. Они и сейчас могут приехать. Я Иде дал адрес, решение зависит исключительно от нее! Так как эта война принимает особые формы, многие воображают, что никаких бомбардировок городов не будет, и люди возвращаются в Париж. Но мне лично кажется, что т. к. Германия сейчас прижата к стене, а ее правительство состоит из гангстеров, способных на любую подлость, то возможно, раньше, чем сдохнуть, они в предсмертных судорогах попытаются совершить пару преступных налетов на беззащитные города. Ввиду этого я думаю, что лучше бы Иде переждать несколько месяцев в деревне.

Ида Карская – Сергею Карскому

10 сентября 1939

Сергушка, мой родненький, как я вчера была рада вашему телефонному звонку, ведь 8 дней не было от вас писем…

Кроме моих денег Дина мне всунула 200 fr и Анюта 100, так что у меня было 900 fr, но я абсолютно не знала, где мои бумаги, деньги и вещи. Они нашлись в жандармерии. Все бумаги в красном портфеле есть, и, к счастью, я положила из 900 fr. 700 в красный портфель, а 200 fr., и моя carte d'identité[204], и пудреница, и пр. – пропали. Как видите, в этом отношении все благополучно, хочу вам даже послать немного денег.

Michel наш развивается и смелеет, religieuse[205] он называет тетя-шляпа! Я восхищаюсь сейчас работой француженок, они работают 12 часов в сутки и не имеют выходного дня, но как работают!

14 сентября 1939

Эти две недели войны меня многому научили и некоторых людей показали в их настоящем свете. Дина вела себя совершенно исключительно. Я каждый день получаю письмо то от Дины, то от Николая, то от Бетти… Я думала (да и Сусланский меня уговаривал) уехать подальше в Soulac, поближе к Bordeaux, к его жене, там спокойно сравнительно, и если я увижу, что можно устроиться, выписать Дину и Бетю. Но после accident[206] все меняется. Сусланский, бедняга, скончался, оставив несчастную жену (она сюда приезжала и мне очень понравилась) и 3 детей… А у меня (я ничего не скрываю) простейший перелом ноги, мне все-таки положили ногу в гипс. И теперь через 10 дней снимут. За это время выяснится положение Дины.

Я не волнуюсь, я сейчас совсем спокойна, я не хотела бы, чтобы вы волновались, ведь то, что я уехала, это оттого, что люди вокруг меня очень волновались… Все меня уговаривали уезжать, говорили, что ни одного ребенка в Париже уже нет…

19 сентября 1939

Волнуюсь обо всех, еще о родных в Румынии, что там слышно, ни одного письма оттуда. Ничем не помочь им, а еще ужас в том, что ничего не знаешь, живы ли они там! И так ведь месяцы.

Милый, я очень хотела бы, чтоб вы в свободные часы рисовали и читали. Нужно исполнять свою долю работы в этом новом муравейнике, но в свободные минуты оставайтесь самим собой, для меня, для Миши. Интересно, понравится ли вам Кафка?