Читаем Перехваченные письма. Роман-коллаж полностью

Я знаю по рассказу, что в конце сентября мы переехали в Плесси-Робенсон, и я там в первый раз увидел елку на Рождество. И через месяц родился мой брат Борис. Когда Борис родился, так его наш Утнапиштим облизал. В тот день мама была больна и тятя пошел в аптеку за лекарством. А меня отослали к соседям, и у них я очень кричал…

На следующую весну приехали мои дедушка и бабушка. В это лето мы поехали к морю, и там я очень любил подходить к морю, и у моря я кричал: каабики, каабики, Баис! А Борис больше любил лошадей и называл их: И-и-и-пам! Всего я этого не помню, но знаю по рассказу.

А на следующую весну мы поехали в Ажонтер[195] и там лазили на горы, и раз мы пошли на горы, и сделали костер, и положили в него томаты…

Моя мама была очень добрая, и вы увидите, что будет потом.

Дина Шрайбман – Бетти Шрайбман

Лето 1937

Дорогая Бетинька! Спасибо за письмо. Очень они меня радуют, твои письма. Ты пишешь, что дети хорошо едят и спят. Как они выглядят, не похудели? Не капризничают ли? Очень без них тут скучно. Ешьте все трое побольше. Как Степушкина рука? А Бобик? Не кашляет ли? Лучше купай их пореже. Смотри, не слишком уставай. Не тащи коляску на пляж, это слишком утомительно, ее никто не украдет, если оставить у входа.

Сегодня с утра ясно и солнце (но еще не жарко), и я рада за вас, значит вы на пляже и веселитесь. Считаем дни, когда к вам поедем, точно не знаем, думаю, что через две недели. Посылаю письмо тяти Степану и Бобику. Хорошо, что написали Баба-оки[196], она будет очень обрадована.

Мой доктор находит, что печень совсем оправилась, а легкие тоже поправляются, еще только с сердцем сложнее. В тех случаях, когда сердце проваливается, рекомендует выпить крепкого кофе и положить грелку на печень, так что в следующий раз приеду с грелкой.

Снимала ли ты уже детей? Послать ли тебе что-нибудь? Пиши всякий раз, что нужно. Хватит ли тебе денег до 1-го? Постарайся немного отдохнуть, если можно, спи днем.

Целую крепко и жажду увидеть, а пока жду писем.

Ида Карская – Бетти Шрайбман

Лето 1937

Дорогая Бетинька. Мы едем к Дине в Plessis, на сколько, – точно не могу сказать, все зависит от того, насколько мы будем их стеснять. Это для нас самое лучшее, что можно было придумать. Все-таки деревня, все-таки все отдохнем, и близко от Парижа, проезд Сережи не будет утомлять и не отнимет всего дня. Остальное тебе Дина расскажет, они к тебе на днях нагрянут.

Дорогая моя, отдохни и ты, тебе это необходимо, может быть, еще больше, чем нам. Я люблю, когда у тебя полные, красивые руки.

Судя по твоему письму, жизнь там как будто дешевле, чем тут. Здесь морковь стоит 2.50, poireaux[197] – то же самое.

Детишки, наверное, страшно смешные, наверное, все к воде тянутся, а? Очень хотела бы их видеть. Степушка, Степушка, я тебя ам, ам! А как поживает Бобик? Наверное черные-черные приедут?

Целую крепко тебя и детишек.

Дина Шрайбман – Бетти Шрайбман

Лето 1938

…Боюсь, ты по-прежнему много работаешь и очень устаешь. Не делай ничего лишнего по дому и не забывай есть. Не поливай ты огорода, это ужасно утомительно.

Тут жара перемежается с грозами, во время грозы обильно льет дождь, так что в саду и по огороду текут ручьи, но это пока нам нисколько не мешает – грозы то вечером, то днем, пока дети спят. А потом сразу блестит солнце, блестят камни, и мы идем гулять. Гуляем очень много и с удовольствием, так как очень красиво вокруг и любопытство толкает нас посмотреть, а что за вид откроется за той горой, за этим перевалом… Вчера поднялись по крутой тропинке довольно высоко, за следующей горой – швейцарская граница в шести километрах. Нашли наверху очаровательно красивые горные лилии и принесли домой букет.

Степан – прекрасный альпинист, ходит, опираясь на палку, и требует все выше, а Бобик все прыгает, как котенок, не желая понять опасности, но, к счастью, как будто окреп немного, во всяком случае, больше не падает, и колени у него совсем целы. Он вызывает восторг англичанок.

Если жасмин цветет, сразу подрезай цветы, для того, чтобы шире был куст в будущем году. А лаванду ты собрала? Неужели розы еще не расцвели? А гвоздики на круглой клумбе какого цвета?

Письма из дому перешли. Я домой написала и послала две фотографии.

Дети спят, Николай тоже, я тоже.

Из воспоминаний Иды Карской

Сутин пообещал, что в воскресенье придет смотреть мои работы. Наступило воскресенье. Пять часов, шесть, половина седьмого, а его все нет. Наконец, он пришел вместе с Гингером. А мой Мишенька как назло раскричался. Обычно я как-то умудрялась так его уложить, чтобы он тихо спал, – а тут ничего не помогает, кричит!.. Сутин спокойно наблюдал за этой сценой, а потом сказал:

– Карская, да оставьте… Сам успокоится. У меня тоже что-то такое есть: не то сын, не то дочь.

– Мэтр, отвечаю, – я женщина и мать, в этом разница.

Перейти на страницу:

Все книги серии Частный архив

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное