Перехваченные письма. Роман-коллаж

А как Софья Валентиновна? Много ли писем?

Из дому, конечно, ничего?

Николай Татищев – Бетти Шрайбман

La Rochelle, 16 июля 1940

Plage, океан, сильный ветер, дети играют в песке, тепло. Дорогая Бетти, 13-го Гингер принес письмо от Иды, из которого мы получили первые сведения о тебе. Сразу же отправил тебе письмо в Selles, вчера узнал, что ты дома.

В то утро, когда мы искали бельгийский автомобиль между Monthlery и Croix-de-Berny, автомобиль этот нас обогнал и стоял все утро на обочине дороги близ Monthlery. Потом, в течение дня, мы его обогнали, так как Дина с детьми ночевала на сеновале, не доезжая Etampes. Они ехали все время по той же дороге, что и я, в пятницу нас снова обогнали и прибыли в Blois около 8 вечера (я – около 9). В Centre d'accueil[233] в Blois я их не нашел, там меня заверили, что никто из Plessis– Robinson у них не зарегистрирован (я провел там часть ночи, узнавая; почта, конечно, была закрыта). На самом деле, они были в одном из бараков, Дина в полуобморочном состоянии (ей там впрыснули дозу камфары). Переночевав под дождем в брошенном сарае с соломой, иду на poste-restante[234] – ничего. Днем иду снова в Centre d'accueil – все эвакуировано (ночью вокзал был бомбардирован, Дина уехала в воинском поезде – последнее я узнал по встрече с ней, конечно). Живу в сквере у почты, все время справляясь на poste-pestante. Утром в воскресенье проснулся на соломе от страшной бомбардировки – рядом упали бомбы, много разрушений. Иду на почту – она закрыта, и весь город эвакуирован. В это утро я был арестован (писал в сквере под дождем дневник), но скоро отпущен и в 11 утра двинулся на велосипеде в La Rochelle, куда и прибыл во вторник 18-го.

23, в воскресенье, – письмо от Дины из Poitiers и оккупация La Rochelle. 27, в четверг – выезжаю на автомобиле по делам в Бретань с разрешением на обратном пути заехать в Poitiers. В Poitiers чудом сразу же удалось найти их среди страшной сутолоки (десятки тысяч беженцев во всех церквах и cinéma[235], кусок ветчины стоит 60 fr.) в одном из многочисленных общежитий (в Palais de Justice, на полу, на двух матрасах). Через полчаса мы ехали на автомобиле к океану, переночевали в последнем для них Centre d'accueil в деревне и утром в субботу прибыли в La Rochelle.

Здесь у меня комната с двумя кроватями. Дина хлопочет по хозяйству, но готовит еду не она, и еда нам ничего не стоит (если не считать фруктов и молока для детей). Пища здесь хорошая и в изобилии; купил 5 kg. соленого масла в железных банках для зимы. Надо ли привезти колбасы, консервов, молока в банках? Это все здесь имеется, только меду вчера не удалось найти. Напиши подробно об условиях питанья у вас – от этого зависит скорость нашего возвращения.

Мы купили кое-что, пока деньги не слишком пали, – хорошие чемоданы, кое-какую одежду. Купи и ты часы стенные или какие найдешь подходящие, франков на 250, товары ведь дорожают каждый день. Может быть лучше купить Дине часы-браслет? Здесь все раскуплено и страшно дорого, в Париже, вероятно, еще есть. Предоставляю это на твой выбор и целую. Все обнимают. Николай.

P. S. Писал два раза (и Степан один раз) моей матери, по-видимому, письма не доходят. Если не трудно, напиши ей открытку о нас (Mme V. Tatischeff, villa Adam, 19 route de S^t Michel S^te Geneviève des Bois, Seine-et-Oise).

Имеется ли такси Paris-Plessis? Если нет, приедем на métro в Sceaux. Думаю, что вернемся дней через 10–15. Много ли народу вернулось в Plessis? Как наш T.S.F.?

Дневник Дины Шрайбман

Вторник, 30 июля 1940

Санатория – одно название. Рядом глухая умирает предоставленная самой себе. Температура 40°, все спит, кашляет, а ее только кормят, как всех, и докторша накачивает пнемо. Бог с ними. Скорее бы добраться домой. Тяжело эти дни видеть Николая урывками только. Мне бывает очень плохо днем, если бы он мог посидеть тогда со мной, но не здесь, на виду у всех, а дома, дома.

Домой, домой, домой. Этот воздух меня душит, голова налита кровью, в ушах шумит, голова ужасно болит. В такие дни страшно, что с детьми не попрощалась. Дети мои родные. Скорее бы и их домой, это лето было ужасным и для них. Мой любимый Кот, все мои мысли и молитвы о тебе. Дай Бог тебе сил нас всех вывести.

La Rochelle, какой для меня тяжелый город. Эта боль набухающего сердца. Скорее бы с Котом домой. С Котом мне здесь было очень хорошо. Как он сумел облегчить мою ужасную боль в груди своим ласковым взглядом и руками, державшими меня, и словами. Кот, мой любимый, радость моя, Господь вознаградит тебя за это. Не забудь только, что и детям, и мне ты очень нужен, береги себя для нас.

Впадаю в тягостную дремоту, чувствую, что сегодня, пожалуй, самый тяжелый здесь день. Определенно больна, спина горит. Но лежу неделю, никто не выслушивал. Радио и это все – не лечение, конечно, а гибель для меня. Господи, спаси и сохрани детей, Николая, и меня, и всю нашу семью.