Мне тяжело приняться за свои обязанности после того, что пробыла долгое время в Плесси. Дети и он меня продолжают окружать и не дают ни о чем другом думать. Но я поборола себя, больше не хочу допустить мысли о том, чтобы ему отдаться. Может быть, Дина думала, что это нужно, чтобы не страдала я. Но нет, я, наверно, буду страдать, думая о том, что несправедливо поступаю по отношению к Бете, которую теперь все чаще и чаще вижу. Она чувствует и одобряет мои поступки, она тяжело работает, но верит, что ее молитва и вера сохранят нас верными ей. Отдаться Николаю, ясно сознавая это, – кощунство. Эти мысли, наверно, руководят и Николаем.
Я опустилась, слишком отдаюсь инстинкту. Почему не молюсь, почему пламя веры не заставляет меня брать от Николая то, что он дает, и быть счастливой этим?
Нет, я не люблю его, говорит мой холодный разум, но каждый раз когда я около него, голос во мне кричит: "Николай, я люблю тебя, ты прекрасный, ставший мне вдруг поперек дороги…" Нет, это последние колебания. Ведь если, не дай Бог, наступит другой период, он перенесет нас в другую, бедную сферу животной страсти, которой я до сих пор всегда избегала. Как могу я забыть, что из-за этого я удрала от V., затем от Б., что этим своим желанием меня так пугал М. Как могу забыть все это и так часто думать о Николае земном, тогда когда я счастлива и богата, имея его небесным? Провожу первую ночь под образом, иконой, подаренной мне Николаем. Мне легко и приятно, мои отношения к нему становятся все больше и больше братскими, и я более, чем когда-либо, верю, что Бетя молилась и молится о том, чтобы ей сохранить ее Николая таким, каким она его оставила.
И я молюсь, верю, и мне легко и отрадно. Я чаще и чаще чувствую присутствие Бети, и, мне кажется, она молится так сильно, что мне удалось побороть в себе мои горячие плотские чувства к Николаю и остаются одни нежные, духовные, полные привязанности и братской теплоты. Я начинаю смотреть ему в глаза, но не знаю, не избегает ли он моего взгляда. Я иду по дороге чистой любви и верю, что мне удастся навсегда побороть мое к нему влечение физическое…
Вчера я была там. Дети и он, я их всех так сильно, сильно любила, всех вместе и каждого отдельно. Сегодня целый день одна, но вся освещена лучами, исходящими из моего вчерашнего огня, окружающим меня вчера счастьем. Да, я счастлива. Я глубоко переживаю любовь духовную, чистую, моральную. Я не хочу и не желаю с ним физической близости, мне достаточно видеть его, слушать его голос. А голос его разливается, проникает в меня, электризирует меня, и я все слышу его читающим мне свои стихи, музыка их раздается и вибрирует в моих жилах.
Целый день и всю ночь у меня в ушах раздавалась эта музыка. Я нахожусь в богатом, новом для меня мире, в существование которого не верила больше или считала его возможным только в юношеские годы. Но в мои, после всех пережитых мелких очарований и глубоких разочарований, не думала я и еще не твердо верю в возможность моего теперешнего счастья.
Для меня это возможно, потому что я не должна заботиться о завтрашнем дне, таком тяжелом, какие были и будут у Бети. Я свободна, я как-то вся принадлежу ему, не забираю ли я его у нее этим моим созвучием с его душой?
И я думаю. Скажем, Mme D. уехала. Я сижу в холодной комнате и страдаю от мороза. У нее печь горит, почему же мне не греться у нее в ее отсутствие? Я могу подбрасывать свой уголь, свои дрова. Она приедет, наверно найдет печь еще горячей, а если бы не я, может быть, она потухла б. Если б я не приезжала, сидел ли бы он дома, питался бы тою же духовной пищей? Значит я, наверно, поддерживаю его огонь – неужели же мне нельзя греться у этого огня, неужели этим я изменяю Бете?
Два часа ночи. Я прервала занятия французским языком и принялась писать. Мне кажется, что я все же путаю и противоречу себе… Теория – практика – идут ли они вместе?
Я знаю, я люблю его, желаю его, но не хочу его, НЕ ХОЧУ ЕГО, НЕТ, НЕ ХОЧУ, а правда ли это?
Чего хочу и чего не хочу?
От него, в нем, чего хочу и чего не хочу?
У меня праздничное настроение маленькой девочки, выдержавшей экзамен. Очень хорошо ответила по-немецки, и, наверно, будет у меня хорошее свидетельство. Я до того, как начала заниматься, волновалась о том, буду ли еще способна зубрить, запоминать правила, слова, боялась, что после моей болезни потеряла всякие умственные способности. Но оказалось, я опять, как в ученические годы, может быть, даже с большей легкостью, заучивала и слова, и правила наизусть.
Да, с этой стороны я удовлетворена, но с другой стороны я чего-то боюсь, боюсь того, что у меня теперь будет много свободного времени, иначе говоря, того, чего боялась вначале, что и побудило меня записаться на курсы. Боязнь эта была та, что я слишком прилипаю к Николаю. Хотелось сосредоточенности, перемены в занятиях для того, чтобы оторваться. Курсы очень много дали мне в этом отношении.