Перекрёстки Эгредеума

— Не понимаю. Ладно, предположим, сознание — это подлинная реальность, идеальный план того, что отражается на более грубых, физически осязаемых уровнях бытия.

Эмпирика изумлённо взглянула на собеседника.

— Значит, на этом гипотетическом высшем уровне Чиатума сродни веществу нашего разума, — вслух размышлял Хранитель, — как и материя сна. И, как материей сна, ей можно управлять…

— …концентрируя луч сознания, — воскликнула принцесса.

— И таким образом можно ей сопротивляться, — вымученно улыбнулся воин.

Глаза Эмпирики округлились, и лицо вдруг просияло:

— Ну конечно! Нужно попробовать… остановить её!

— Что? — настала очередь Хранителя удивляться.

— Ты сам сказал: управлять! Мы можем не просто сопротивляться её гнёту, тягостным мыслям, что она насылает, но и попытаться изменить её. Ну, знаешь, силой мысли. И да, я в курсе, что это звучит безумно, но намного ли безумнее всего, что мы тут видели?

Хранитель покачал головой:

— Не представляю, как ты собираешься её изменить, но в любом случае это опасно. Если на физическом уровне Чиатума уродует и подчиняет себе всё живое и неживое, облекая материю своей мерзостной субстанцией, то вряд ли на уровне сознания она охотно расступится перед тобой, если ты просто подумаешь, как хорошо было бы очистить дорогу.

— Я должна попробовать, — настаивала Эмпирика. — До этого момента всё, что мы точно знали о Чиатуме, было ограничено её физическими свойствами. Остальное — пока только предположение. И я обязана его проверить. В любом случае, это лучше, чем просто сидеть тут и рассуждать.

Хранитель хотел возразить, но принцесса махнула рукой в знак окончания дискуссии.

— Ты знаешь, что я всё равно это сделаю. Мне понадобится несколько минут тишины. И, если тебя это успокоит, скорее всего ничего не получится. Я ведь не эксперт в области управления сознанием и проникновения на тонкие планы реальности. Я просто люблю читать.

Воин лишь беспомощно развёл руками.

— Кстати, насчёт уровней бытия… Откуда такие познания? — спросила Эмпирика.

— Я тоже люблю читать.

* * *

Принцесса закрыла глаза, прислонившись спиной к чёрному камню, и постаралась не думать ни о чём. Она дышала спокойно и глубоко, как во сне. Тяжёлое серое небо, мёртвые пустоши, залитые ядовитой мерзостью, бесследно пропавшие у моста феоссары, пурпурные башни в вышине, — постепенно всё отдалялось и таяло на окраинах сознания, не задерживаясь в нём.

Чувство угнетённости и безысходности незаметно развеялось, как дым на ветру. Перед глазами мелькали фиолетовые вспышки призрачных образов, но Эмпирика не обращала на них внимания и продолжала погружаться в глубины полной отрешённости, освобождаясь от восприятия окружающего мира.

Наконец, она оказалась в центре пустоты, не имеющей ни цвета, ни границ. Тогда Эмпирика подумала о Чиатуме, и пустое пространство стало медленно уплотняться, приняв вид бескрайней серой пустоши, тонущей в тумане.

— Здравствуй, — раздался бесплотный голос из ниоткуда и отовсюду, — я давно тебя жду.

— Кто ты? — мысленно спросила Эмпирика. — Чиатума?

Из тумана прямо перед принцессой выросла высокая фигура, словно сотканная из призрачных теней.

— Я — её посланник, — беззвучный голос тихими волнами всколыхнулся в сознании. — Добро пожаловать в лоно её мудрости.

Длинная мантия посланника клубилась чёрным дымом. Эмпирика вглядывалась в густую тьму под его капюшоном, не в силах отвести взгляд. Мутный поток сокровенных мыслей, не оформленных в слова, в котором отражались мёртвые звёзды из потаённых глубин вывернутого наизнанку космоса, хлынул в сознание величественно-неспешной рекой.

Несмотря на то, что какая-то часть её разума без борьбы отдалась искушению, принцесса отчаянно пыталась сопротивляться, словно пловец, попавший в стремнину и барахтающийся против течения. Она представила себе мёртвые пустоши Игнавии, залитые пенящейся слизью с грибовидными извивающимися наростами, а потом вообразила, как мерзость Чиатумы отступает назад, оставляя земли острова нетронутыми, с полупрозрачной синей травой, аметистовыми деревьями и фиолетовыми струйками тумана, ползущими меж камней.

— Не нужно противиться, — беззвучно молвил посланник, и его слова были похожи на густой горько-сладкий мёд.

Тёмные тайны далёких миров манили к себе, и оставалось лишь распахнуть скованный неверием разум, чтобы познать их безграничную мудрость, но Эмпирика настойчиво продолжала прокручивать в сознании наступление Чиатумы назад во времени.

Перед её внутренним взором появлялись захваченные острова, с которых плотная чёрная субстанция сползала в Льдистый пролив, исчезая без следа в его холодных волнах. Она увидела племена нуаров, возвращающихся домой, и демонов на огромных крылатых медузах, задом наперёд летящих прочь с Северных скал Джаобы.

— Тебе не справиться, — спокойно всколыхнулся голос, — самая трудная битва — битва с самим собой. В этом нет нужды.