Перекрестки судьбы

Кузнецов хмыкнул, странная мысль немного развеселила его: «Когда я слышал в последний раз увертюру? Что это вообще такое? Пустое слово, смысл которого похоронен под слоем радиоактивного пепла… Прах, тлен и пепел – прекрасный эмоциональный фон для ночной прогулки». Кузнецов вновь хмыкнул, на этот раз мрачно. Он хотел развеяться, выбраться из метро, чтобы разогнать к чертям навязчивую подземную хандру – сырую, заплесневелую тоску, знакомую каждому, кто еще влачит бессмысленное (как увертюра) существование в несуществующем более мире. Но хандра наземная мало отличается от своей сестры.

– Вашу мать, – выругался Кузнецов. Прислушался к себе – не помогло. В сердцах ударил по рулю. – Вашу. Мать. – В третий раз он орал уже во весь голос, полноценным полновесным матом. – Вашу гребаную матушку!

На тротуаре – пыльном, как вся наша планета, грязном, как весь наш мир, пустом, как вся наша вселенная – стоял человек. Просто стоял и голосовал: вытянутая, слегка покачивающаяся рука, расслабленная поза, небрежно брошенный к ногам рюкзак. Кузнецов ударил по тормозам, которые ответили ему истеричным визгом упирающихся покрышек. Многотонная, содрогающаяся перекачанным бронированным телом машина застыла на месте.

«Вашу мать».

Не дожидаясь приглашения, попутчик легко запрыгнул на подножку и потянул на себя дверь. Та – заблокированная – не поддалась. Незнакомец укоризненно ткнул пальцем в стекло: «заперто».

– Ну ты шустрый, – искренне поразился Кузнецов. Вытащил из кобуры пистолет – так, чтобы незваный попутчик видел, – и разблокировал двери. Механизм замка громко щелкнул, пассажирская дверь поддалась, впуская ночного гостя.

– Привет, я – Слава!

Кузнецов представиться не успел: попутчик вновь подтвердил первое впечатление о нем – шустрый:

– А вы Александр Кузнецов, я знаю. Очень приятно.

– Очень, – слегка обескураженно подтвердил Александр Кузнецов, не столько удивленный своей известностью (владельца крутого броневика в этой части города знала каждая собака)[6], сколько заинтригованный проблемой иного рода:

– Это сколько же времени вам пришлось ловить попутку?! По всем раскладам лет двадцать, не меньше!

– Нисколько. – Противогаз на собеседнике привычно скрывал эмоции, но, похоже, незнакомец по имени Слава смеялся. То ли ехидно, то ли самодовольно. – Вышел, протянул руку – и бомбила тут как тут. – Гость, на секунду опережая вспышку законного гнева владельца транспорта, продолжил: – Не обижайтесь, Саша. – Я шучу. Я ждал вас. Просто ждал недолго. Совсем чуть-чуть. Если знать точное время…

– Я не маршрутка, чтобы ездить по точному времени. – Прихлынувшая к лицу кровь продолжала бурлить, Кузнецов злился. – Сегодня. Здесь. Меня. Не должно было быть. Совсем. В принципе.

– Александр, не серчайте, ради бога! – Слава всплеснул руками. – Питаю слабость… да какая слабость, просто обожаю слово «бомбила», знаете, оно такое энергичное, ёмкое, правильное – просто обалденное. Вот, послушайте: бом. бом. бом-бил-ла! Куранты, шампанское, Новый год, завязка – кульминация – развязка! Ши-кар-но! Шикарно, Саша. Не слово, а целая жизнь в буквах. Не удержался, ввернул к месту… Ну жалко ведь, такое созвучие за ненадобностью пропадает!

– Чую, поездка будет незабываемой, – вполголоса, но уже гораздо спокойнее, пробормотал Кузнецов.

– Касательно точности времени, – попутчик не унимался, – это побочный эффект всезнания…

– А вы всезнайка?

– Как видите.

– Все знаете?

Слава помедлил с ответом:

– Многое.

– Карты Таро, гадание по ладони, хрустальный шар? – Александр очухался после словесной интервенции ночного гостя и тут же перешел в атаку.

– Лучше. Печатное слово.

– А поподробнее?

– Книги. Все написано в книгах.

– Даже то, что сегодня в два пятнадцать ночи я должен был проезжать по проспекту Андропова?

– В книгах написано, что племянник ваш – обормот. – Голос Вячеслава, только что беззаботный, внезапно стал другим. Печальным? – Бизнес порядком надоел за столько лет, тайны прошлого не дают покоя. Депрессия, усталость, чувствуется скорый предел… ночные поездки – без определенный цели – случаются все чаще.

– Скорый предел? Звучит не особо жизнеутверждающе. – Кузнецов попробовал улыбнуться. Получилось не очень. – К счастью, я не фаталист. Итак, куда вы направляетесь?

– На «Павелецкую».

– Моя ночная поездка, как вы говорите «без определенной цели», не предполагает посещения «Павелецкой».

– Из вредности? – Слава засмеялся.

– Пожалуй.

– Я заплачу, – сказал Вячеслав и, прежде чем получить закономерный отказ от «донского» богача, поспешно добавил: – Не деньгами. Печатным словом. Вернее, буквой.

– О как! Продолжайте, жгите, интригуйте! У вас неплохо получается. – Кузнецов расхохотался. – Буквами меня еще никто не подкупал.

Слава протянул ему детский кубик – обыкновенный, старый, потертый, с цветными, но поблекшими от времени буквами на гранях. Покрутил его перед Кузнецовым разными сторонами – всеми, кроме одной.

– Серьезно? Я сейчас поеду до «Павелецкой» за счастье лицезреть букву на…