Перекрестки судеб. Стася и Тим (СИ)

Вслушиваться, о чем говорят друзья, не стал – прикрывает глаза, стараясь абстрагироваться от дерьмового предчувствия. 

— Погодин ушел, – устало выдыхает Игнат и бьет кулаком по столу. Они вычислили его три дня назад через присланное Стаське сообщение. Вот только взять его не получалось – хитрый сукин все время на полшага впереди. Как сейчас.

Чашки зазвенели, одна упала. Запахло кофе. Тимур распахивает глаза.

— Когда? — бегло смотрит на Эльфа: тот еще разговаривает, но серьезен и сосредоточен. Не нравится Тиму это.

— Ринат сказал, что потерял его в центре около получаса назад. Машина стоит на стоянке, а Погодина и след простыл. Где Ася?

— Дома под охраной, – отвечает Тимур, спинным мозгом чуя, что все, попалась птичка. — Алекс пообещал…

— Юра звонил, – перебивает подошедший Эльф.

И в его взгляде мелькает что-то нехорошее. Тимур ощущает, как сердце пропускает удар.

— Что? – не выдохнул, просвистел. А в горло будто гвоздей насыпали. И зудящая в затылке тревога отозвалась пульсирующей болью.

— На них напали, – отвечает Эльф, не глядя в глаза.

Тимур срывается с места. К машине. Нужно срочно…успеть. А в голове только одна мысль – Стаська. С ней не должно ничего случиться. Он все просчитал. Ребята должны справиться. Но если они ошиблись – Тимур найдет этого ублюдка и убьет к чертовой матери. И плевать на все. С Игнатом как-нибудь разберется. Не в первой.

Он добирается до машины вспотевший и злой.  Распахивает дверцу машины, как кто-то хватает его за плечо. Из-за спины выходит Игнат.

— Я поведу, – говорит решительно.

Тимур кивает.

— С ней все будет в порядке, — говорит  Игнат после тяжелой дороги в молчании, сворачивая во дворы

— Хотелось бы верить, – усмехается Тимур, увидев у подъезда полицию и скорую. Сердце сжимается в кулак, и дышать становится нечем…

Глава 27 Стася.

Я не нахожу себе места. Маюсь, слоняясь по квартире. По телевизору показывают всякую чушь, полы сияют чистотой, мебель сверкает отсутствием маломальской пыли. В духовке томится жаркое. Посуда стекает в сушилке. Заняться больше абсолютно нечем. Юра, долговязый молодой мужчина, оставленный Тимуром моим личным телохранителем, мирно подремывает в кресле гостиной. Впрочем, стоит мне подойти к нему ближе, как он распахивает глаза, а рука мгновенно ложиться на рукоять пистолета.

Хорошая реакция обнадеживает, хотя с каждой минутой становится страшнее отчего-то.

Сварила себе кофе и с ногами забираюсь на подоконник в кухне. Хочется побыстрее, чтобы закончилось все это. Сегодня все должно решиться – я чувствую. Понимаю, что Кирилл не станет ждать дольше. Он слишком торопиться, а значит, сам придет сюда, потому что у него нет выбора. Страх колючками ввинчивается в позвоночник, морозит. Не помогает кофе. Даже осознание, что Тимур все продумал и у нее в ухе спасительный маячок – не спасает.

— А можно и мне? — Юра стоит на пороге, скрестив на груди руки.

— Кофе в шкафчике, турка и чашка там же, – указываю на шкафчик над плитой. Юра кивает, и через минуту кухня наполняется горьковатым ароматом кофе.

Больше он не разговаривает. Молча вымывает  посуду, забирает чашку и уходит.

Отпиваю глоток и смотрю в окно.

Улица живет своей жизнью: отъезжают машины, гуляют дети и мамочки с колясками, у подъезда делятся сплетнями местные бабушки.

Запрокидываю голову, прикрываю глаза. Вот бы  ни о чем не думать, но зуд не дает покоя. Морщусь и трусь боком об откос. Помогает слабо, но идти за мазью лень.

Обхватываю себя руками, трогаю кожу, где чешется. Феникс плохо заживает, хоть закончили его больше месяца назад. Алекс шутил, что это из-за Игната – сглазил, мол.

Я в подобную ерунду не верила, хоть Игнат и не любил мою татуировку. Он вообще был против этой идеи, но как иначе можно было скрыть шрамы? А Тимуру понравилось. Я даже не ожидала. А он…он как завороженный оглаживал ее языком, очерчивал каждый контур, прожигая кожу. А потом дул там, где все же чесалось. И мазью мазал, даря нереальные ощущения. И чувствую, как зуд стихает, а вместо него растекаются мурашки.

Вздыхаю, отставив чашку.

Мастер предлагал много вариантов рисунка, но я сотворила свой. И теперь на моем боку воскресал из небытия черно-алый феникс. Мне казалось тогда, что  именно он – символ нашей с Тимом любви, наших перекрещенных судеб. И я верила, что теперь все сложится по-другому. Что теперь я не наделаю ошибок, а Тим не женится на другой.

Присматриваюсь к отражению в стекле, растрепываю так и не остриженные волосы. А ведь хотела, даже села в кресло к парикмахеру, но едва она взяла ножницы, как меня словно выпнуло что-то оттуда. Больше в парикмахерской я не была. Смотрю. Странно устроена жизнь. Я никогда не задумывалась, почему Вадька стал наркоманом. Никогда не думала, что толкнуло его на это, и почему он никак не мог выбраться из этого дерьма, хоть очень хотел. Теперь знаю, что это Тимур обрек его на это.