Перекрестки сумерек

Возле мухами засиженной деревни под названием Висин, состоящей лишь из дюжины лачуг с соломенными крышами, и настолько убогой, что даже Люка не рассчитывал наскрести здесь больше двух медяков, Мэт, стоя под проливным дождём и накрывшись тяжелым шерстяным плащом, наблюдал как на закате три Айз Седай крадутся назад к шоу. Вдалеке прогремел гром. Несмотря на то, что их лица были хорошо скрыты под капюшонами темных плащей, все же не оставалось никаких сомнений, кто это был на самом деле. Под прикрытием дождя, они прошли на расстоянии десяти футов, не замечая его, но серебристый медальон, висящий под рубашкой у него на груди, заметно похолодел. По крайней мере, одна из них направляла, или удерживала Источник. Чтоб он сгорел, эти трое, верно сошли с ума!

Едва Айз Седай скрылись среди фургонов и палаток, появились еще три скрытые плащами фигуры, спешащие вслед за ними. Глаза одной из них были поострей, чем у прочих, и она подняла руку, указывая на него, но остальные лишь ненадолго задержались, и вместе продолжили преследование Айз Седай. Проклятие, готовое сорваться с его губ, так и осталось не произнесённым. Он уже пересёк эту грань. Если бы его попросили перечислить людей, которым не стоит крутиться там, где их могут заметить шончанские патрули, Айз Седай и сул’дам стояли бы рядом с именами Туон и Селюсии.

«Интересно, им-то, что надо?» — произнёс позади него Ноэл, и Мэт вздрогнул, позволив струе дождя вылиться ему за шиворот, ранее прикрытый капюшоном. Иногда Мэту хотелось, чтобы нескладный старик не подкрадывался к нему из-за спины.

«Это я и намерен выяснить», — пробормотал он, отдергивая плащ назад. Едва ли он осознавал, зачем он это сделал. Его кафтан лишь слегка намок, а вот его льняная рубашка уже вся пропиталась потом.

Как ни странно, но когда он добрался до серого фургона с белыми подтёками, который Айз Седай делили с сул’дам, Ноэла уже не было рядом. Старик любил совать свой нос повсюду. Может, он решил, что уже достаточно промок. Блерик и Фен уже завернулись в свои одеяла под фургоном, не обращая никакого внимания на дождь и грязь, но он бы никогда не поверил, что кто-то из них, в самом деле, спит. И действительно, один из них сел, едва он подошел к фургону. Кто бы это ни был, он не сказал ни слова, но Мэт почувствовал на себе его взгляд. Тем не менее, он не колебался, и не даже не потрудился постучать.

Внутреннее пространство было все заполнено шестью женщинами, которые стояли, всё ещё сжимая в руках мокрые плащи. Две лампы, установленные в стенах на шарнирах давали неплохое освещение, по крайней мере, лучше, чем можно было ожидать. Шесть лиц с ледяными взглядами, которыми женщины обычно награждают мужчин, оказавшихся там, где им не следовало находиться, одновременно повернулось к нему. Воздух в фургоне пах влажной шерстью и дрожал, словно здесь только что ударила молния, или готова была ударить в любой момент. По крыше стучал дождь, и снаружи доносился гром, но медальон был не холоднее обычного серебра. Возможно, Блерик и Фен позволили ему зайти внутрь, в надежде, что ему оторвут голову. А может, они сами хотели держаться от них подальше. С другой стороны, каждый Страж был готов умереть, если этого требовала его Айз Седай. Но только не Мэт Коутон. Он захлопнул дверь бедром. Оно больше не болело как прежде. Лишь изредка.

Как только он потребовал объяснений, Эдесина гневно встряхнула гривой черных волос, струящихся по её спине. — «Я конечно благодарна Вам за свое спасение от Шончан, мастер Коутон, и я продемонстрирую вам свою благодарность, когда придёт время, но всему есть предел. Я вам не служанка, которой можно приказывать. В деревне не было ни одного шончан, и мы не открывали свои лица. Не было никакой необходимости посылать за нами ваших ищеек». — Взглядом, которым она одарила трёх шончанок, можно было бы приготовить яичницу. Эдесина более чем нервно относилась к любой особе с шончанским акцентом. Она рассчитывала отомстить Шончан, и сул’дам, безусловно, были самой подходящей мишенью. Мэт надеялся, что хвалённый Айз Седайский самоконтроль, не позволит ей опустится до открытого насилия. Он молил Свет, чтобы до этого не дошло. Его память была полна воспоминаний о взрывающихся, подобно фейерверкам Иллюминаторов, Айз Седай.