Перекресток

Но в кафе к их столику один за другим начали подсаживаться агенты разных издательств – «Ну, не меньше трех их было», – делая серьезное лицо, заверил Антон. – Шустрые все, как китайские уборщики…» – склоняя романиста к продаже его нового, еще не оконченного произведения именно им, на условиях, якобы, гораздо лучших, чем предлагают конкуренты. Что бы культурно, без матерщины и мордобоя, отвязаться от агентов, Карев не нашел лучшего выхода, чем всех их напоить, что и было с блеском исполнено. Вот, правда, пришлось заодно напиться самому и поить до безобразия друга детства, потому что упрямые агенты ни за что не хотели пить в одиночку. А когда незваные гости были окончательно напоены и куда-то сами собой исчезли, Антон уволок друга из этого кафе в какое-то другое, а потом где-то они поиграли в биллиард, и еще где-то даже пообедали, и к концу этого самого обеда возникла покаянная мысль, что они подло бросили Нику на произвол судьбы, даже не пригласив несчастную девушку с собой, за компанию. Так они начали искать блондинку, объездив все известные Кареву точки, где она могла находиться в разгар рабочего дня. В одной из этих точек им и раскрыли страшную коммерческую тайну. «Ты не обижайся на них, – попросил Антон. – Они долго сопротивлялись, почти десять минут!» Наконец-то выяснилось, что Ника может быть в студии у одного модного нынче фотографа, этого самого лохматого и изможденного, мол, приглашал он ее уже давно, но время выкроить удалось только сегодня.

– И вот я здесь, у ваших ног! – закончил длинное и не всегда внятное повествование Антон. – Хочу пригласить тебя на ужин, раз уж обед давно кончился. Надо ведь загладить свою вину? И Власий так же считает!!! Поедем?

– Конечно, поедем, – добродушно успокоила его Ника. – Тем более, с твоим появлением тут и в таком состоянии всякая работа теряет смысл. Погоди секунду, я – в душ, смою всю эту поганую раскраску, а потом сразу – в ресторан! Только, Карев, не трогай здесь никого, ладно? Ну, очень тебя прошу…

– Что – и девчонок не трогать? – нарочито расстроился Антон, будто только сейчас заметив, как ассистентки исчезнувшего с глаз фотографа, притихшие, как две мышки, возле ширмы, активненьким шепотом обсуждают происходящее.

– Девчонок можешь потрогать, но в пределах разумного, для оргии рановато, еще не вечер, – нравоучительно сказала Ника, подымаясь с места и громко успокаивая девушек: – Валя, Ксана, вы не волнуйтесь, Карев в пьяном виде только на мужиков агрессивный, а с женщинами он ласковый – всегда…

Очень скоро вернувшись после душа, благо кабинка с матовыми стеклами находилась здесь же, в зале студии, освеженная и чистенькая Ника застала идиллическую картинку: у входа по-прежнему сползал по стене, вздрагивал и принимал вертикальное положение бедолага Власий; в дальнем, темном углу о чем-то жалобно шептались, поглядывая на дверь, но не рискуя пройти мимо Антона, оба антрепренера и помятый, растерянный фотограф; а в самом центре зала, вытащив непонятно откуда высокий, одноногий табурет, восседал сам его величество Карев, у него на коленях слева и справа расположились ассистентки фотографа, о чем-то горячо нашептывая в оба уха романиста и откровенно лапая его за плечи и грудь. Впрочем, в долгу Антон не оставался, обнимая обеих за и пониже их стройненьких девичьих талий.

Успокоенная такой миролюбивой картинкой, Ника, не торопясь, оделась за ширмой, и уже цокая высоченными каблуками, подошла к размякшему от пристального и множественного девичьего внимания Антону.

– Карев, убери руки с женских задниц, – с легкой ласковой угрозой попросила Ника. – При мне лапать еще кого-то – это моветон, как говорят французы, понимаешь, милый?

– Слушаю и повинуюсь, – мгновенно отозвался Антон, откровенно оглядывая Нику с ног до головы, но убирать руки от девчонок не торопясь.

Высоченные шпильки каблучков, узенькие черные брючки, обтягивающие стройные и в меру мускулистые бедра профессиональной танцовщицы, блузка-распашонка в инопланетном, гламском, стиле, оттопыренная дерзко стоящими грудками, черная, кожаная курточка нараспашку, псевдосеребряная, лежащая на чуть выпирающих ключицах, цепочка, оканчивающаяся огромным, в пол-ладони овальным медальоном со странным рисунком, а над ним – стройная шейка, огромные, широко распахнутые, изумительные светло-серые глаза на чуть смугловатом личике, и над всем этим великолепием, знаменитая платиновая гривка тщательно всклокоченных волос.

– Карев, – попросила Ника, заметив его восхищенный и жадно-вожделеющий взгляд. – Теперь застегни на мне брюки, которые ты глазами не только расстегнул, но и уже снял, отпусти со своих коленей девушек и вставай, только весь сразу, а не частями, которые у тебя давно уже встали и без моей помощи…

Антон легонько шлепнул девиц под попки, заставляя их подняться с его колен, сладко потянулся, разминая чуть затекшие в сидячем положении мышцы, и поднялся на ноги. По его внешнему виду было абсолютно непонятно, каким он притворялся всего полчаса назад: пьяным или трезвым.