Перекресток

– Пусть он хоть немного выйдет из своего пристойного образа хорошего семьянина и малопьющего художника-реалиста, – серьезно ответил Антон и тут же снова озорно подмигнул блондинке. – А то скоро отрастут на спине крылья, как он тогда в обществе появится, крылатый-то, как ангелок?..

– Да, с крыльями неудобно, наверное, – согласилась Ника, покорно кивая-играя своей гривой платиновых волос. – Хорошо, что нам с тобой это не грозит…

– Нам, кроме хвоста и рогов, ничего не грозит, – подтвердил её скрытую мысль Антон и обрадовался: – Гляди-ка, нам несут крабов!

– А как их есть: цивилизованно, по этикету, или как умею? – уточнила ехидно Ника, пока официант с огромным медным подносом тонкой чеканки, заставленным блюдами, тарелками, соусниками и еще бог знает чем, умело лавируя между столиками, стремительно приближался к ним. – Среди такой публики, наверное, только по этикету надо?

Соседние столики, массивные, солидные под белоснежными скатертями постепенно заполняли такие же массивные и солидные мужчины в дорогих, отлично пошитых костюмах, призванных скрывать любые, даже врожденные недостатки фигуры, а не только возрастное брюшко и дряблые мышцы, в золотых часах и браслетах, с искрящимися бриллиантами в галстучных булавках. И спутницы у них были, в основном, соответствующие: дамы в возрасте за сорок, чаще всего – с излишним весом, в специально пошитых вечерних туалетах, с фантастическим обилием драгоценностей. Любовниц и содержанок, а уж тем более проституток, даже великосветских и дорогих, сюда не водили, ну а буде приведут, дальше вестибюля не пускали, ресторан среди посещающей его публики считался «домашним» и присутствующие вели себя, обыкновенно, очень сдержанно, чопорно и солидно, будто готовясь к съемкам серьезного фильма из собственной, полной забот и трудов на благо Империи жизни. Ника здесь и в самом деле оказалась в центре внимания в первую очередь из-за возраста, несоответствующей местному этикету одежды, а потом уже из-за узнавания, но признавшие ее мужчины не очень-то хотели рассказывать своим спутницам, в каких фильмах и журналах видели красотку-блондинку, потому, будучи уличенными в излишнем внимании, ограничивались чем-то невнятным, мол, на кого-то похожа, да еще и ворчали себе под нос в адрес Карева, что, де, «эта богема совсем не умеет себя вести».

– А мы потом, после ужина, в сауну поедем, – как извинение за излишнюю чопорность публики, посещающей это заведение, азартно предложил Антон. – Еще и девчонок побольше снимем… представляешь – Власий просыпается, а вокруг него, о ужас! – продажные женщины и в неимоверном количестве!?!..

– Хулиган ты, Карев, каким был всегда, таким и остался, никак угомониться не можешь, – с нарочитым разочарованием вздохнула Ника. – Все-таки, это твой друг детства, а ты ему такую свинью подложить хочешь?..

– Я хуже, чем просто хулиган, – покаянно опустил голову Антон. – Я чудовищный негодяй и мерзавец, соблазняющий мирных обывателей и законопослушных художников и превращающий их в диких, безнравственных особей…

– …и себе тоже, – поддакнула в тон покаянию блондинка. – Или ты в сауне категорически от девчонок откажешься и даже смотреть не будешь в их сторону?.. в такое чудо я никогда не поверю…

– А вот там и увидим, – решительно закруглил тему Карев. – Давай приниматься за крабов, у меня уже слюна с клыков капает…

Ловко орудуя щипчикам, Ника вскрыла панцирь принесенного красного чудовища, занявшего едва ли не полстола, отковыряла рыбной вилочкой кусочек и, обмакнув его в майонез – не тот, что лежит в изобилии в любом продовольственном магазине на потребу обыкновенным людям, а изготовленный здесь, в ресторане, по особому, тщательно оберегаемому рецепту, – и положила в рот нежнейшее сочное мясо. Обращаться за столом с крабами, омарами и прочей ракообразной живностью она научилась еще в младших классах закрытой гимназии, а такое умение с годами не проходит, даже если им и не пользуешься каждодневно. В принципе, при необходимости, Ника легко могла бы поработать преподавательницей этикета для всех присутствующих в этом зале высокопоставленных персон, но вот такую, казалось бы, солидную и утонченную работу она, как раз, и считала ниже своего достоинства.

– Вкусненько, – сказала блондинка, плотоядно и демонстративно облизывая губки. – Что-то я давно настоящих крабов не ела, спасибо, Карев.

– Я и сам давно здесь не был, – без всякого стеснения, выразительно обвел вилкой зал Антон. – По старым визитам сюда меня и запомнили…

– Сейчас тебя в Столице в любом кабаке припомнят, как родного, и любая собака признает, – откровенно поделилась своими соображениями Ника. – Кругом твои портреты, наидостовернейшие рассказы о кровавых схватках с инсургентами и «тайна нового романа». Какую газетку не возьми, даже задницу подтереть нечем.

– Твоя тонкая душевная организация не позволяет это делать моими газетными портретами? – от души захохотал романист. – Я тебе туалетной бумаги куплю побольше, мало ли, кем еще ты не сможешь подтереться…