Вскоре начальник полиции написал жалобу губернатору, что листовок сдают такое превеликое множество, что ассигнованный фонд оплаты пришел в банкротство. "Что же нам теперь делать, ваше превосходительство?"
Об этой "жалобе" рассказала сатирическая листовка, изданная неизвестно кем и расклеенная во всех чайных и харчевнях города.
Даже босяки, собираясь вечерами в обжорках и, уплетая за одну копейку миску требухи, сочиняли об этой "жалобе" нецензурные анекдоты. Тогда рассерженный губернатор прислал в город войска.
Ночью арестовали нескольких рабочих на крахмальном заводе.
Петра Ивановича Турбина — Шабурова и Николая Лазебного везли в одной карете. И уже у самого собора, на крутом повороте к тюремному спуску, один из полозьев кареты внезапно провалился вместе с рухнувшим сводом подземелья времен образования здешней крепости в шестнадцатом веке.
Лазебному удалось бежать из опрокинувшейся кареты. Шабурова же, придавленного дверцей, схватили охранники.
На квартире Федотова Лазебный застал запыхавшегося Сашку Рябчукова, который уже успел рассказать о случившемся и о том, что Иван Каблуков с Трифоном Бездомным не были в ночной смене на заводе, пока не арестованы и ждут указания, куда им деться?
— Ну, вот что, Николай, — повернувшись к Лазебному и показав Рябчукову на стул, сказал Федотов. — До утра придется тебе сидеть у нас на чердаке. С утренним поездом отправим в Юзовку. А там, может быть, если ребята скажут, в Луганск переедешь, к Никите Голованову. Тот и устроит тебя на завод Гартмана. Бери вот эту подушку и одеяло, провожу тебя на чердак. Захвати картошку печеную, хлеба. Да вот-вот, на полочке лежат…
Возвратившись в комнату, Федотов сказал Сашке Рябчукову:
— Теперь и ты беги домой. И скажи Ивану с Трифоном, чтобы не мешкали и не ждали до утра. Пусть немедленно отправляются, по их усмотрению, или к Луке Шерстакову в Знаменку или к Евтееву Порфирию в Казачок. Лучше у этих кровососов временно поработать (они никаких документов у батраков не спрашивают), чем в тюрьму попасть. Некогда нам в тюрьмах сиживать. Будем готовиться к новой войне с царем, помещиками, буржуями.
…………………………………………………………………………………
К моменту прихода Каблукова и Трифона Бездомного в Знаменку, Лука Шерстаков уже значительно освоился с новой обстановкой в стране.
Особенно нравился ему царский указ от 9 ноября 1906 года о праве крестьян выходить из общины и закреплять в собственность земельные наделы.
"Ежели умно головой сработать, можно озолотиться, — мысленно подсчитывал он, сколько ему батраков потребуется и какой инвентарь надо приобрести к весне. — Возьму пока пятнадцать или шестнадцать. Потом и до сорока расширимся".
Вспомнив, что в сенях стоят люди к нему, сунул царский указ за божницу, покричал из-за широкого дубового стола:
— Заходи, кто там?
"Ага, своячки-бунтовщички, — злорадно подумал Лука, увидев переступивших порог Ивана с Трифоном. — Полиция турнула их из Армавира за участие в забастовке. Такие и за четверть цены будут работать, раз некуда им податься".
Притворившись, что не узнал сразу вошедших, Лука не спешил пригласить их садиться, да и на "здравствуй" ответил не сразу, оглядев вошедших с головы до ног.
— Ну, здравствуйте, коли не шутите, — сказал покровительственно, показав рукой на широкую до блеска выскобленную скамью у стены. — Еле узнал вас. Говорят люди, это к богатству. Ежели у меня будете усердно работать и умно себя вести, никто не обидит, да и богатство можно со временем накопить…
Иван с Трифоном промолчали. Тогда Лука, помолчав немного, продолжил:
— Перво-наперво, скажу я вам для вашей пользы: не соблазняйтесь разной думской брехней, печатаемой в газетах. Там, в Таврическом дворце, сто четыре дурака, ничего не понимая в крестьянской душе, болтают о земельной реформе. Зачем мужику другие законы, ежели есть исконное право наследства на землю и на хозяйственное присовокупление? Сам господь-Саваоф так установил: каждому свое. И не ропщи, коль трудно в бренной земной жизни. Воздастся страстотерпцам на небе. С меня ежели взять пример — наглядность картинная, — Лука любил пофилософствовать, особенно, когда слушатели не возражали и не сбивали его с заученной дорожки словес. И его передернуло оттого, что Иван Каблуков вдруг придвинулся поближе к столу, прищурил серые озорные глаза и спросил:
— А ежели Дума затвердит закон, могут противничать ему подданные?
— Царь не подпишет, — уклоняясь от прямого ответа, скрипнул Лука сквозь зубы.
— А ежели подпишет? — не унимался Каблуков, войдя в азарт.
И тогда Луку взорвало. Он стукнул кулаком о стол:
— Ванька, прикуси язык! Турну, дверь лбом вышибешь!
Трифон дернул за рукав распетушившегося свояка и покосился на Луку повлажневшими карими глазами, заискивающе шепнул:
— Может, лучше нам на "низы"?
Лука знал, что "низами" называются отхожие промыслы в южных губерниях империи, и ему было невыгодно советовать людям идти туда, когда и самому батраки нужны. Поэтому он сперва промолчал на вопрос Трифона, а потом загородил своякам дорогу к двери и разыграл из себя очень уступчивого хозяина: