Перекресток дорог.Книга 1

— Косынкой не спастись, плащом тоже не спастись, — не поблагодарив, двусмысленно сказала Мария, быстро взглянув острыми глазами на Николая. Тут же, замкнув горстью борта плаща у своего подбородка, чтобы не снесло плащ ветром, она ускорила шаг. А чтобы Гордиенко не подумал лишнее, сказала ему, наклонившись поближе: — Понюхает Ильхман плащ, да и скажет: "Ага, запах резины и перегорелого угля… Не учительница это, а крамольница с рабочим духом…"

— А разве плохо, если в человеке "рабочий дух"?

— Не плохо, но опасно для конспиратора, — возразила Мария, возвращая плащ. — Для конспиратора должно быть все продумано, чтобы не противоречило разыгрываемой роли…

— Значит, мне нужно не забыть об одеколоне, готовясь к ночному свиданию? — иронически спросил Гордиенко.

— В данном случае одеколон опасен, — ловко парировала Мария. — Потянет ветерком в сторону дороги, жандарм сразу и поймет, что у моста кто-то скрывается. Но кое о чем подумайте. И я подумаю. Мне очень даже интересно убедиться, сколь вы догадливы…

…………………………………………………………………………………

На свидание Николай Гордиенко пришел почти на целый час раньше срока, чтобы убедиться, нет ли засады и не угрожает ли какая опасность? "Ведь Мария предупредила, чтобы кое о чем подумать, — вспомнил он, легши у груды булыжников и наблюдая отсюда за мостом. — Вот я ей и скажу о своей догадливости придти пораньше".

Из черноты подмостного пролета бил в разгоряченное лицо Николая упругий ветер с острым запахом аммиака, принесенного в ручей по сточным канавам азотно-химического завода компании Хаммер.

Когда вспыхивала фиолетовая полымная молния, становились отчетливы видными, мерцающие чернотой, мокрые сваи, пустота. "Нет, там, как будто никого нет, — успокаивал себя Гордиенко. — А что мне шепот почудился, так это ветер шелестит травой…"

Молния все чаще вспыхивала, охватывая широким сухим огнем полнеба и заливая его мгновенным розовым накалом землю донецкую.

"С Азова наплывают тучи, — мысленно определил Гордиенко, ощущая в груди все более нарастающую тревогу и не совсем понимая ее причину. — Ну и что ж, пусть идут тучи. Разве мне в первый раз быть под тучами. И даже если хлынет дождь, не убегу… Но это ли меня беспокоит? Кажется, нет. Здесь примешивается что-то мое, глубоко личное. Да-да, наверное, я люблю ее, Ласточку. Плохо это или хорошо? Некоторые считают, что влюбленность для подпольщиков — преступление, распадение характера. Даже зубоскалят. Признаться, раньше и я верил таким зубоскалам. Но теперь… Мне двадцать пятый год, пора подумать о себе. В сущности, мне еще не удалось свершить в жизни что-либо, заслуживающее внимания. Но ведь я хочу свершить. Кто его знает, может быть, для этого свершения как раз и нужна любовь. Бабушка часто рассказывала мне старинные сказки. В них самые большие и смелые подвиги совершались людьми именно во имя любви к человеку, к народу. Значит, любовь — не преступление, не измена рабочему классу. А что если я сегодня наберусь смелости признаться во всем Ласточке?"

Размышления Николая были прерваны почудившимся шепотом, переросший в шорох. Он начал внимательно вслушиваться и всматриваться в пространство. Но там ничего не было видно.

"Нет, Мария не придет досрочно. Она владеет своими чувствами, как сказано в недавно прочтенной мною книге об Индии. Один философ изрекал так: "Человек должен быть властелином своих чувств, предоставив полную свободу разуму". Пожалуй, это правильно. Но вот Мария сможет именно так поступить, а я? Не знаю. Может, и в самом деле, какая у нас может быть любовь и семья? Мы с ней — профессиональные революционеры и подчинены безоговорочно, как року и судьбе, диктату дисциплины. Да, подчинены, как ни говори и как не пытайся приукрасить наше романтическое положение. В любое время нас могут разлучить или тюрьмой или ответственным заданием, послав в разные концы страны и даже света. И будешь молчать, подчиняя свое личное счастье тому общему и огромному, которое еще только должно быть завоевано в будущем. Не лучше ли подождать это будущее, чем разорвать в клочья настоящее? Но вот вопрос, перестанут ли в этом будущем люди мешать друг другу в устройстве семейной жизни, в творчестве, в любви и мечте? Нет, я, наверное, не смогу ни признаться Марии, ни говорить с ней об этом. Тяжело говорить о нашем личном счастье, когда товарищи отсиживаются полуголодными в шурфах выработанных шахт…"

Встав, Николай ушел под мост, прислонился спиной к холодной свае. Но изгнать из головы думы о Марии так и смог. Она то возникала перед его взором, то растворялась и сливалась с темнотой.

Но вот полыхала молния. Резко видными становились тогда острые синеватые травинки, мерцающая вода ручья, черные конуса терриконов за балкой. Мелькали на их откосах быстро бегущие по рельсам опрокидные вагонетки с породой.

И снова наваливалась глыбастая темнота. Лишь красным рассыпчатым накалом блуждали у вершины терриконов и на скатах разгорающиеся беспламенные костры.