Перекресток дорог.Книга 1

Посчитав, что так будет безопаснее, Нина Николаевна, дружившая с Анжеликой Максимович, сестрой своего первого мужа, попросила ее пойти на прогулку в район балки за хутором де-Ля-Гарди.

В двух корзинах они забрали с собою весь приготовленный Ниной Николаевной груз. И запрятали его в одной из пещер каменной трещины.

Они кровью поклялись хранить эту тайну до самой смерти или до победы революции, когда можно будет рассказать о ней людям. (Потом Нина Николаевна рассказала об этой тайне через много лет автору "Перекрестка дорог").

………………………………………………………………………………….

Возвратившись на квартиру и проверив еще раз, не осталось ли чего предосудительного здесь на случай возможного повторения обыска, Нина Николаевна прилегла на диване и начала в уме воспроизводить картину за картиной своего знакомства и взаимоотношений с товарищем "Михаилом", который путано объяснил, что забыл пароль. Да и свою фамилию Зынкевич он почему-то совсем не называл, прибыл на явочную квартиру с полномочиями Московского "центра". Зато сразу же заговорил о своих связях с Лениным, с которым будто бы длительное время работал в России и за границей.

"Знаете, почему Ленин рекомендовал меня сюда? — спросил он, уставившись в Нину Николаевну долгим испытующим взглядом. — Меня он рекомендовал для спасения славной Севастопольской организации от разгрома. Ведь делегат вашей организации А. В. Логинов был вместе со мною на первой конференции военных и боевых организаций РСДРП в ноябре 1906 года. Я горжусь, что теперь, когда Севастопольская организация оказалась в труднейшем положении, мне поручено…"

Под пристальным, не доверяющим взглядом Нины Николаевны товарищ Михаил вдруг умолк, поежился. И холодок страха пробежал по телу, кольнул сердце. "А вдруг она уже все знает обо мне? И что мне не 28 лет, как записано в паспорте на имя Бронислава Станиславовича Зынкевич, а только 22 года. И что никакой я не товарищ Михаил с пропагандистско-организаторскими полномочиями, никогда не был студентом Санкт-Петербургского университета, что никогда не рождался в городе Могилеве и не был католиком, проживал и родился в городе Подольске Московской губернии, где был арестован и сослан в Нарымский край под своим настоящим именем Михаил Михайлович Васильев, а потом связался с охранкой и мне помогли бежать из Нарымского края с паспортом на имя могилевского жителя Зынкевича, студента университет. Вдруг уже узнала Нина Николаевна это и то, что я провалил социал-демократические организации в ряде городов — Одессе и Риге, в Ростове на Дону и в Курске. Находил приют у пристава 1-го стана Московского уезда, а теперь должен войти в доверие социал-демократов в Севастополе, провалить и ее. Вдруг все это ей известно, равно как и мог дойти до нее слух о моей неудаче добыть деньги в Евпатории. Этот еврей Горша Израильевич Гройзик не поддался мне, отказался взнести через меня деньги рублей пятьсот в помощь Евпаторийской организации РСДРП, да еще и письменно уведомил меня об отказе содействовать деньгами. Вдруг все это известно ей, и она крикнет одно слово: "Провокатор", а из соседней комнаты выбегут сидящие, наверно, в засаде ее товарищи, сразу задушат…"

Воображение настолько завладело товарищем Михаилом, что он вспотел и шагнул в соседнюю комнату, чтобы глянуть в глаза своей смерти. Но там никого не оказалось.

— Извините, мне захотелось пить, а там тоже нет воды, — выкрутился он, придумав, почему заглянул в соседнюю комнату.

Нина Николаевна принесла стакан воды, молча подала собеседнику.

Михаил, глотая воду, не спускал глаз с Нины Николаевны и следил за ее руками, не появился бы в них револьвер, ведь ящик стола открыт, а что там — не видно за бумагами.

Поставив стакан, Михаил сказал, пытаясь улыбнуться Нине Николаевне:

— У вас такие настороженные глаза, будто я не внушаю доверия. В чем дело? Ведь я предъявил документы. Неужели решающим в судьбе революционера может быть случай, что он запамятовал сообщенный ему пароль?

— Нет, я поражена вашему опыту и связям, — двусмысленно возразила Нина Николаевна. — Ваших сил, мне думается, хватило бы на более крупную, чем Севастопольская, организацию партии…

— Скромные люди всегда довольствуются тем, что доверено им, — сказал Михаил. Он даже изобразил улыбку, но вышла она кислой и туманной. "Хитрая и умная, — подумал он о Нине Николаевне. — Разгрызу ли этот орешек?"

Нина Николаевна промолчала. "Кто же он есть? — роились у нее мысли. — Слова его похожи одновременно и на звон серебряной монеты и на иллюзорную сладость патоки. Пароля не знает, хотя и документы у него добротные. Да все же я интуитивно не доверяю ему. Почему он заговорил о своих широких связях, поинтересовался сразу же типографией, а не более простыми делами нашего Комитета?"

Почувствовав неловкость и даже, может быть, кажущуюся для себя опасность дальнейшего разговора с Ниной Николаевной, товарищ Михаил тогда встал и взял шляпу.

— О типографии поговорим еще завтра, — сказал он. — Вы сегодня или больны или переутомлены. Ничего в таком случае из нашего разговора, кроме колкостей и недоверия, не получится.