Перекресток одиночества-4

Все это Евгений тогда и поведал своему соседу по даче – они уселись за дощатым столом под шелестящей березой, укрывшись от полуденного июньского солнца. Компанию им составили трехлитровые банки пива и сверток с воблой. Говорил Евгений откровенно. Про жениного любовника он ни словом, конечно, не обмолвился, что было еще одним негласным соглашением между ним и женой. К чему им пересуды чужие?

Сосед дешевенькими мечтами Евгения не проникся и даже беззлобно над ними посмеялся. Сам он был человек с амбициями. Хваткий, деловой, имеющий связи. Звали его Аракел и работал он в торговой сфере. Имел жигули, а на его участке уже высился хороший кирпичный дом. Допивая третью кружку пива, умело дербаня рыбу, он успевал жестикулировать облепленными чешуей пальцами, доказывая Евгению, что так как он живет жить просто нельзя. Скучно! Что это за мечты такие? Если и мечтать о солнечной старости с книгой на коленях, то пусть рядом стоит бутылка домашнего вина, а дом пусть будет на побережье Черного моря. А чтобы этого добиться, надо старательно двигаться в нужном направлении. Движение – жизнь.

Евгений кивал и по привычке понимающе улыбался. Как раз в этот момент мимо распахнутой калитки шел невзрачный совсем мужичок в выцветшей рабочей куртке, с вислыми усами и в слишком большой для него кепке. Они пригласили его к их нехитрому столу, и мужичок не отказал. Уселся, отпил пива, умело скрутил самокрутку и, глубоко затянувшись, стал вслушиваться в их разговор. На удочки они внимания уже не обращали. А еще через пару часов дружно перебрались на дачу Аракела, чтобы пополнить запасы спиртного. Надо сказать пили они в меру, а тот представившийся Кешей мужичок вскоре откланялся. Где-то к десяти вечера засобирался и Евгений, но Аракел так просто его отпускать не собирался – от все тщился доказать свою правоту. Евгению бы, как всегда, согласиться, но тут его будто попутал кто и он упрямо стоял на своем – ему ничего этакого от жизни не надо, он вполне доволен имеющимся. Надо довольствоваться имеющимся. И стоило ему сказать эти роковые слова, соседа прямо аж осенило, и он радостно завопил «Нищим не понять! Точно ведь отец мой говаривал! Иди сюда!». Евгений замотал головой, но Аракел уже тащил его из-за стола к дому. Там в сенях он торопливо накинул ему на плечи свой легкий светлый плащ, на голову опустилась какая-то вся из себя солидная и модная то ли кепка, то ли еще какой головной убор. На запястье защелкнулся браслет удивительно тяжелых часов, в лицо и в грудь ударил спрей тяжелого одеколона, в ладонь втиснули связку ключей, после чего Аракел распахнул дверь во двор, указал на свою машину и хрипло велел:

- Иди! Езжай!

- Куда? – изумленно пробормотал Евгений.

- Прокатись! Почувствуй себя большим человеком! Ты ничего от жизни не хочешь, потому что и не распробовал ее радости! Не видел, как другие смотрят на важных богатых людей! Вот иди и попробуй!

- Да я не…

- Иди говорю! Иди! Сядь и езжай! Почувствуй сладость жизни! Я тебя потом еще в город свожу! В хороший ресторан – там для меня всегда найдется столик. С красивыми женщинами познакомлю!

Как нелепо… Но Евгений позволил себя вытолкать и, пожав плечами, пошел к блестящим после недавнего дождя жигулям. Красивая машина. Яркая. В руке дрогнули ключи, на запястье звякнули блестящие и тоже красивые часы. Чужой головной убор сползал на глаза, и Евгений потянулся к нему, остановившись в шаге от машины. Тут-то он и ощутил толчок в спину. Испуганно шагнул вперед, оборачиваясь и… очутился в ледяной тьме, еще успев услышать чей-то знакомый и почему раздосадованный возглас. Вроде как кто-то воскликнул «Ах ты ж!» ну или ему так послышалось – хотя потом прогонял в голове это чертыхание сотню раз, силясь понять его смысл.

Да…

Так Евгеша оказался в мире Креста. В промороженной летающей тюремной келье. И говоря начистоту – он тут едва не свихнулся по первой. Очень… очень он был близок к настоящему сумасшествию. Может даже он и шагнул чуток за зыбкую грань ненормальности, но что-то помогло, и он медленно и неуверенно вернулся обратно. Это если сказать вкратце… а если уж рассказывать, как есть, то большую часть пролетевших в келье сорока лет он толком и не помнит. Хотя что тут вспоминать, если последние тридцать лет отсидки были как один похожи друг на друга?

Вот в начале ему лихо пришлось…