Перекресток пяти теней

— Ничего. Вникнешь, — уверял Эд. — Поначалу все путаются, зато потом с полувзгляда научишься отличать. И на улице тоже. Здесь не требуется ни особого зрения, ни формул. Только лишь навык, а навыки — дело наживное.

Женька кивал и старался, особенно не отсвечивая, делать то малое, что Эд ему поручал: в основном принеси-подай. Крутился у входа: на передовую (то есть в зал с посетителями) его отправлять никто не собирался. Экскурсию устраивать — тоже. Он пока не представлял всех помещений и не ориентировался в них.

— Ладно… — вздохнул Эд часа через три, когда серенькое столичное утро все же вошло в свои права, — потока нет, бояться некого: сверхи в большинстве своем ночные животные.

— И Некр?

— Он, скорее, суточный, — Эд не слишком весело усмехнулся, и стало понятно, что за своего начальника он вполне искренне переживает. — Спит только когда дают, а дают нечасто.

Можно было расспросить подробнее, но Женька задавил искушение в зародыше: не ко времени и не к месту проявлять любопытство, да и напарник не производил впечатления сплетника и отвечал только на вопросы, касающиеся работы, или, когда сам желал.

— В общем, я отлучусь, а ты пока на дверях постой, — сказал Эд.

Женька поежился. Оставаться одному ему не хотелось, но делать было нечего.

— Хорошо, — кивнул он и едва не ляпнул чего-нибудь детско-сопливого в духе: «Ты только поскорее возвращайся!».

От самого себя стало тошно: раскис, чудушко половозрелое, как бабушка говорила. Если он сегодня первый день работает, напарнику и в сортир отлучаться нельзя? И как работать, если рука сама тянется к «капле»?

Женька представил, какие неописуемые ощущения постигнут Эда в сортире, если он таки схватится за амулет связи, и фыркнул. Да уж, забавно. Интересно, сколь скоро он вылетит отсюда? А если и не уволят, то живьем сожрут.

«Человечишка-челобречишка. У двери поставили, сверх чихнет — штаны менять придется. Лучший представитель человечества, етить-колотить», — язвил он над собой, чтобы хоть чуть отвлечься, потом, минут через пятнадцать, стало легче, а затем и вовсе отпустило.

Было действительно спокойно. Огромные настенные часы, стилизованные под раскручивающуюся спиральную галактику с цифрами-планетами и стрелками-болидами, показывали около девяти. И кто в такое время сунется в центр досуга? Скукота. Благо, торчать у самого входа никто не заставлял: внутри специально для привратников стояли четыре удобных глубоких кресла, примостившиеся полукругом возле треугольного столика. На овальном подносе с филигранными краями в доступности всегда находился небольшой медный самоварчик, кофейник и чайник, не остывающие, видимо, по какому-то волшебству, шоколадные конфеты, баранки и печенье в хрустальных вазочках, а под столешницей — ящик вина, что особенно радовало и удивляло. Чашки и бокалы тоже наличествовали, а еще — полное отсутствие того, что Женька мнил стилем.

Часы подходили для современного офиса или квартиры. Кресла и самоварчик, поднос, выглядящий предметом искусства, хорошо смотрелись бы на даче, но плохо сочетались с искусственным белым светом, полом, отделанным плиткой под темный мрамор и такими же стенами с бра в стиле готических факелов. Даже подобие хрустальной люстры здесь имелось, висевшее на внушительном крюке и бронзовой цепи со звеньями в палец толщиной — дальше по коридору перед темно-синими вышитыми серебряными узорами тяжелыми портьерами. За ними располагался круглый зал с зеркальными стенами, полом и потолком. Множество полукруглых арок уводили из него в другие помещения терема, который все больше походил на дворец. Казалось, внутри места значительно больше, чем снаружи.

Впрочем, ощущения ужас-ужас от совмещения несовместимого почему-то не возникало. Всякой всячине здесь находилось свое место, и каждая вещь удивительно сочеталась с прочими и обстановкой в целом или выигрышно контрастировала на их фоне.

— Н…да… — протянул Женька.

И тут на большом обзорном экране над входом, на который подавался сигнал с камеры наблюдения, что-то промелькнуло. Разглядеть не вышло, а времени отмотать запись назад Женьке уже не предоставили. Дверь чуть ли не вынесло с петель огромной силищей, и в проходе встал… человек-кабан. Во всяком случае именно так подумал Женька, разглядывая громилу под два метра роста и центнер весом, бритоголового, одетого в дорогой костюм коричневого цвета, с толстой золотой цепью на плечах. Пальцы, напоминавшие сардельки, сковали массивные печатки. На мизинцах сверкали перстни с красными камнями. Наверняка сверх, но впускать его в заведение не хотелось до зубовного скрежета. Все дело было во взгляде маленьких, налитых кровью темных глаз и выпяченной вперед челюсти — явно неадекватен.

— И хде? — пророкотал громила.

— Если вы про Эда, то скоро придет, — начал было Женька и осекся, поскольку кабан вперился в него немигающим взглядом. Расстояние между ними было приличным, но Женька умудрился разглядеть не только радужку оттенка темного благородного вина, но и зрачок. В отличие от круглого, человеческого, тот напоминал шести лучевую звезду.