Перекресток пяти теней

Зала располагалась ниже уровня земли, потому окон не имела. Некр спустился в нее, преодолев несколько лестниц и галерей. В одних по мере его продвижения вспыхивали факелы, в других — так называемые ведьмины огни, которых так боятся люди на болотах. Иногда тайный ход ветвился, остро щекотал нервы близким расположением ловушек. Некр знал, как их миновать без вреда, но, не желая тратить драгоценное время, усыплял бдительность потусторонних стражей, делясь с ними частью собственных сил. Подобную плату за вход он полагал справедливой. Однажды наткнулся на фреску, столь качественно изобразившую и каньон, и фигуру, стоящую у края пропасти, что ее удалось бы принять за выход в иной мир, время в котором застыло или текло едва-едва. Юноша на ней очень походил на помолодевшего Вира. Возможно, то и был учитель, но Некр не сумел бы этого узнать сам, а спросить оказалось не у кого: Вир сложил с себя полномочия главы Гильдии и исчез в неизвестном направлении. Не выходило выяснить обитал ли он теперь по эту сторону или иную, связаться с ним хотя бы через сновидение — тоже, а ведь Некр пытался. Особенно, когда вникал в свои новые обязанности, организовывал работу, узнавал тех, с кем и не пересекался-то никогда раньше, но теперь обязан был встречаться и вести переговоры. И он так и не понял, было ли вскользь брошенное учителем «после меня будет Некр» наказанием, признанием его заслуг и талантов, издевкой или шуткой. К тому же Вир прекрасно знал, сколь сильно его ученик не хотел подобной участи.

В произошедшем имелся лишь один плюс, зато существенный: Некра теперь никто не мог выгнать из лаборатории и запретить проведение давным-давно намеченных экспериментов. Ни у кого не возникло бы мысли указывать чем ему следует заниматься и когда. Не то, чтобы его и раньше сильно ограничивали, но нынешний замысел Вир точно отверг бы и запретил впредь даже думать о том, чтобы перевести через Рубеж столь сильное существо как дракон: слишком пошатнется баланс сил, если Некр потерпит неудачу и потеряет контроль. Впрочем, подобное произойдет в любом случае, поскольку, заполучив столь могущественное существо, Гильдия станет сильнее всех прочих кланов.

Стройные колонны, зауженные на высоте человеческих глаз, расширяющиеся к потолку и полу — не рукотворные, а лишь отшлифованные сталагнаты — казались древесными стволами необыкновенного мертвого леса. Из чернильной темноты над головой спускались белесые сталагмиты, одновременно похожие на сосульки и кажущиеся копьями древних великанов, готовых проткнуть всякого рискнувшего проникнуть сюда. Из углов поднимались столбы сталагматов, на каждом в небольшом углублении стоял светильник-конус с заключенной в него частью силы каждого клана.

Когда-то эти пещеры считались храмом — не какого-то конкретного божества и даже не их всех, а самого Космоса: бесконечности реальностей и миров. Здесь границы между ними пусть не стирались совсем, но были тонкими. Миры влияли друг на друга, и время иногда играло с пришедшими, как ручей с упавшими листьями. Однажды выйдя отсюда, удавалось попасть в день вчерашний, а в другой раз — перенестись на сотню лет вперед. В пещеры мог прийти каждый: прикоснуться к прошлому, спросить о будущем, просто помедитировать в тиши выдолбленных в монолитной каменной породе келий, но людская память — вещь недолговечная. Память сверхов прочнее, но и она истончается. Приходящих становилось все меньше. Скоро о пещерах и вовсе будут помнить единицы, что Некра отнюдь не печалило. Раньше ему непременно кто-нибудь помешал бы, теперь он находился здесь в гордом одиночестве. Об огласке пока тоже не следовало тревожиться.

Некроманты нечасто обращаются к предметам, способствующим проведению ритуалов. Их сила проистекает из иного мира и горит в душе темным пламенем, однако для случаев, когда задуманное лежит на грани возможного, существует несколько схем для расположения минералов, облегчающих связь с потусторонним миром, и составы зелий. Последние Некр варить не стал, а вот камнями озаботился, положив их полукругом напротив черной, полированной плиты, выполненной искусным мастером в виде огромного дерева. Аметист лег рядом с опалом и яшмой, испанский желтый топаз занял место по другую руку, вместе с сердоликом и голубым кварцем. Стоило опустить в центр золотую монету, и в зале установилась оглушающая тишина, словно голову обернули несколько раз тканевой повязкой, плотно закрыв уши.

— Между этим миром и потусторонним, — проронил Некр, чтобы разбить и отогнать эту неправильную тишину, — через врата. Пусть прибудет! — выкрикнул он и выплеснул на камень воду, которую принес с собой в серебряной фляге. Не простую, из ручья или реки, а талую, взятую с ледника, обосновавшегося на вершине высочайшей горы — самой близкой к луне точки планеты.