Перекресток трех дорог

– Внешне? Невысокого роста, полная, даже толстая… Но я ее видел всегда здесь в защитном костюме, в маске, лицо за пластиковым экраном. Голос у нее такой… приятный… мягкий, грудной.

– А вторую волонтерку, Павлову Марию Сергеевну, вы помните?

– Да, но смутно, они, кажется, пришли сюда вместе. Павлова дежурила не регулярно, у нее еще была одна работа где-то в другом госпитале – она же вроде как монахиня, она мне говорила – или пострига она ждала, что-то в этом роде, я не разбираюсь в этих церковных тонкостях. Она приходила, работала, но не сменами, а разово – у нас тут такое творилось в разгар карантина, мы любой помощи были рады.

– Кавалерова вступала в контакт с больными в отделении интенсивной терапии, в реанимации?

– Конечно. Она же фактически санитаркой работала – сменить, перестелить белье, убрать и помочь насчет туалета, подать судно – многие кашляли кровью, многих рвало сильно. Она мыла пол, протирала все, дезинфицировала, она мне помогала тяжелых больных переворачивать со спины на живот, когда они задыхались. Во время смены она дежурила и ночью вместе с врачами и медбратьями. Я снова повторю вам – не знаю, по какой причине вы ею так интересуетесь, но я лично ей безмерно благодарен за все, что она здесь делала.

Клавдий Мамонтов записал эту важную информацию на диктофон и дал прослушать полковнику Гущину и Макару, когда приехал на квартиру Кавалеровой, где до вечера продолжались осмотр и обыск.

Он спрашивал себя – как же он в прошлый раз не обратил внимания, что квартира-то в сущности запущена? Сейчас это бросалось в глаза.

Однако…

– Здесь не жили, Федор Матвеевич, – констатировал эксперт-криминалист. – Сюда наведывались раз от раза. И старались не оставлять следов. Посмотрите – все поверхности, которые мы обработали, не имеют отпечатков. А они должны быть: на столе, стульях, на дверных ручках, подоконниках. Но нет – все самым тщательным образом протерто дезинфицирующим средством. У двери мы обнаружили две полные бутылки санитайзера. И здесь везде много новых резиновых перчаток.

– То есть вы не нашли ни одного отпечатка пальцев во всей квартире? – спросил полковник Гущин.

– Пока ни одного. В комнатах и на кухне ничего нет. Но мы еще не обрабатывали туалет реагентом.

Они терпеливо ждали.

Макар больше не спрашивал у Гущина, как тот решился опять зайти в квартиру, полную теперь сотрудников полиции – как это он себя пересилил? Макар просто смотрел в окно на сумерки над Садовым кольцом и порой тряс головой – словно спорил сам с собой и доказывал – нет, нет, этого просто не может быть. ЭТО НЕ ОНА.

В восемь вечера криминалист объявил, что найден единственный смазанный отпечаток большого пальца, «условно пригодный для идентификации» – так он его обозначил. Отпечаток реагент выявил на нижней кромке края унитаза, сиденье которого было тщательно обработано дезинфектором.

Всего один «пальчик»…

– Но ДНК-то в квартире есть? – шепотом спросил Макар у полковника Гущина.

Тот кивнул.

– Образцы взяли, волосы в основном, но нам пока не с чем сравнивать. По ДНК мы ее не найдем – пустой след. Но, возможно, «палец» что-то даст. Надо подождать результатов прогона по базам данных.

Снова проверка по федеральным банкам данных – на судимость, на привлечение к уголовной ответственности. Но и здесь шло все медленно – криминалисты пока колдовали над единственным отпечатком, пытаясь выжать из него максимум пригодности для идентификации по возможным совпадениям.

Полковник Гущин сказал, что они едут домой в Спасоналивковский переулок.

Пока никакой ясности все равно нет.

Клавдий Мамонтов, готовившийся к бессонной ночи поиска, до глубины души поразился такой… апатии Гущина, однако не стал ни возражать, ни спорить.

А что они могли еще предпринять? Когда и так уже отработали все, что было в их распоряжении.

Возможно, мы ее вообще никогда не найдем…

Так и не узнаем, кто она на самом деле…

Геката с ее ликами, с ее ипостасями…

Геката… Праматерь…

– Все это чистый воды бред, – объявил Макар в машине. – Пусть в конуре окнами на вокзал кто-то стер все отпечатки, как в шпионских фильмах, я все равно никогда не поверю, что простецкая толстуха и есть наша Праматерь.

– Почему ты отказываешься верить? – спросил его Клавдий Мамонтов

– Потому что лично я представляю ее себе абсолютно другой.

Полковник Гущин на это замечание лишь мрачно усмехнулся.

Дома в Спасоналивковском он опять отказался от ужина, попросил только крепкого чая и пил его так, словно его мучила сильная жажда. Девочки прибежали на кухню, однако Вера Павловна, глянув на сосредоточенные мрачные лица мужчин, сразу увела их в детскую – «не сейчас, видите, полковник, папа и Клавдий заняты». Но Сашеньку Макар у горничной Маши забрал – собрался накормить сам, сидел, ждал терпеливо, когда согреется бутылочка со смесью.

Вера Павловна вернулась и налила себе тоже чашку крепкого чая с бергамотом, как и Гущину.