Перекрёсток миров (СИ)

  - Тогда оптимист превращается в смертельно опасного хищника, пожирателя вселенной, в прямом смысле этого слова, и, чаще всего, людоеда в образном смысле этого слова. Он становится доминантом в мире вымирающих служителей морали, деспотом и тираном. Но!

  - Похоже на то.

  Велес поперхнулся словом, и замолчал, пытаясь ухватить конец утерянной нити мысли. Вконец рассерженный, он повернул ко мне негодующее праведным гневом лицо и гневливо вздёрнул вверх мохнатые брови.

  - Не забывай, - загремел он совсем не подобающим старику басом, что тот, кто считает, что знает всё.....

  - Оё! Да слышал я, слышал, не дурак...

  Через секунду грозного молчания.

  - Но не понял...

  - Оё!

  С сухим треском, дрова упали на землю. Гаят оценивающим взглядом окинул их количество и недовольно покачал головой.

  - Я видел волка, - произнёс он спокойным голосом.

  - В это время? Не трудно представить, что будет ночью. Нужны ещё дрова.

  - Я пойду с Гаятом, а ты Велес поддерживай огонь, пока нас не будет.

  Шагать по мягкой земле было легко и удобно, раны больше не донимали болью, а деревья росли достаточно далеко друг от друга, чтобы не задевать нас ветвями, что было очень хорошо, поскольку почти вся наша одежда сохла у костра. Лучи заходящего солнца забрызгивали лес красным золотом солнечных капель, воздух пропитался ими, тепло ласковым приливом проливалось в кровь алой пеной солнечного света.

  Постепенно вечерняя прохлада опустилась на землю, и её мягкое дыхание касалось голой кожи. Всюду воцарилась тихая гармония, песнь вечной жизни и счастья. И это было красиво, так красиво, как если к прекрасному, но давно привычному, добавить что-то ещё незаметное, ускользающее и столь редкое, что не найти слов для определения, потому что чувствуешь такое всего несколько раз в жизни. И мы вновь обращаем на это мир внимание и восхищаемся им как в первый день творения.

  Я явственно ощутил дуновение ветра ласкающего красную в лучах солнца кожу и тихий говор деревьев разговаривающих в вышине, наверное, вспоминая былое, что, кажется, было ещё вчера, и так давно, разделённое веками капризного времени. Я нагибался за сухими ветвями, павшими в борьбе с ветром, сделавшими своё дело в жизни дерева и всего леса, даже в смерти принося пользу живым в единоборстве со стихиями. В стороне слышался треск, Гаят своими могучими руками ломал толстые сучья, и от близости такого друга спокойствие и уверенность непроизвольно вселялись в сердце, делая будущее не таким уж страшным. В конце концов, мы могли потерять всего лишь наши жизни, сохранность души зависела только от нас, а для этого надо было сделать всё, чтобы спасти друзей, и помочь людям.

  Набрав по большой вязанке, мы двинулись назад к костру, и благополучно добрались до нашей стоянки. Прежде чем солнце окончательно село, случилось ещё одно событие. Из сумерек замершего в преддверии ночи леса, к огню вышел пёс, тот самый пёс, в его пасти трепыхался серый лесной зверёк, похожий на нашего зайца. Не обращая на нас никакого внимания, пёс, прихрамывая, подошёл ближе, и, улёгшись чуть в стороне от костра, принялся быстро пожирать зверька. Заяц последний раз громко закричал, и была боль и плачь в этом крике. Мы молча наблюдали, с какой скоростью разделывается он с добычей, но ни чем не нарушили его трапезы, только хруст раздираемых костей слышался в тишине, это была законная добыча.

  Позже, не обращая на нас ни малейшего внимания, пёс вытянулся на сырой земле, и уснул. Только подёргивающиеся уши и напряжённая поза, выдавали его готовность, в случае тревоги, мгновенно вскочить и броситься на врага. Но ночь прошла достаточно спокойно. В кустах, правда, слышались шорохи и чьи-то тени мелькали в отблесках костра, но никто не посмел войти в круг света. Несколько раз пёс вскакивал с грозным рычанием, и тени на время растворялись в глубине леса, чтобы вернуться позже. Но всё равно, ночь прошла спокойно, и все мы смогли отдохнуть и набраться сил. С рассветом, завернувшись в свои жалкие одежды, мы продолжили путь. Собака тут же скрылась из виду, но мы не сомневались, она была где-то рядом.

  Глава 26

  Ну, как бы так написать по реалистичнее. Меня там не было, но обойти вниманием это время никак не возможно. Позже я мог спросить, что же происходило в подземелье Карелла, но всякий раз скромность и не желание омрачить радость тревожными воспоминаниями, останавливали меня. Стоило мне посмотреть на Ани, или осунувшееся, усталое, но счастливое лицо колдуньи, как все мои помыслы развеивались как дым. Но что же всё-таки там было?

  Я мог бы представить этакую слюнявую картину, такую любимую в моё время, в моём мире, типа они сидели и долго плакали, и ведьма молилась богу или своим богам, или чертям, если вам угодно, и, проливая потоки слёз, взывала к состраданию. Но одна мысль об этом приводит меня в содрогание, и не то дело, что это так уж противно, просто это не реально.