Едва переставляя ватные ноги, поплёлся я сквозь окутанную ненавистью толпу. Гаят, стараясь не привлекать внимания, следовал за мной. Велес что-то ободряюще шептал мне на ухо, его слова доносились до меня как через туман.
- Старайся говорить мало, но со смыслом, чем меньше слов, тем крепче соль, слова обретают твёрдый как сталь и острый словно жало, наконечник смысла. И главное не бойся, ты всё сделал правильно.
Как говорили в седые времена - опустим занавес. Я не заметил, как очутился на вершине золотой горы.
Разбойник играючи вертел кинжал у меня перед глазами, и свет играл на острых гранях.
- Повтори, что ты сказал, - медленно, с угрозой произнёс он.
- Я сказал ... Нет.
- Громче, пусть все слышат.
- Я сказал - нет, - закричал я.
Толпа заревела, изрыгая проклятья.
- Измена, - с каким-то жутким спокойствием произнёс разбойник.
Я отступил на шаг.
- Мы дерёмся, чтобы никогда больше не драться, - закричал я с жаром, - страдаем, чтобы дети никогда больше не страдали, и мы готовы принять смерть, чтобы никто, никогда больше не умер. Это не для веселья. Это горе, и мы его принимаем, чтобы никогда больше не горевать.
Я поднял руку, и ... поморщился, мне показалось, что в этот момент, я стал похож на ту супоросную свинью, что выступала до меня.
Я на секунду замер, внутренне напрягшись, сознавая важность момента, я не мог позволить себе распыляться, слишком много зависело в эту секунду от того, какие слова будут сказаны. Нож в руке разбойника стягивал мои мысли, гипнотизируя меня.
- И эта цель, ради которой мы согласны терпеть немыслимые страдания, бороться - добро. Добро стоит того, оно стоит всего, даже жизни, человек умирающий за правое дело, чувствует, что прожил жизнь не зря, ему не страшно, он переходит в ряды ожидающих жизни бессмертных. И в этой борьбе, мы делаем зло, но мы не должны быть при этом злыми, иначе грош нам цена, и борьба наша бессмысленна. Толпа замерла.
Разбойник вскинул руку, и лезвие зажглось на солнце, но не успел он опустить её, как клинок Гаята вонзился в его сердце. Секунду царила полная тишина, но этого хватило, чтобы заметить и понять, и в следующее мгновение толпа заревела в слепой ярости, со всех сторон потянулись руки, жадные, скрюченные как когти стервятников. Время настало.
Я выдернул из ножен свой меч, и чёрная сталь вознеслась над их головами. Ошеломлённые они замерли, не веря своим глазам. Это было, как если бы волна величиной с гору, вдруг замерла в своём стремительном беге, остановленная неведомой силой, и в страшной ярости, сметая всё на своём пути, отхлынула бы назад, оставив у подножия золотой горы покалеченные трупы. Раздались стоны, и крики невыносимой боли заполнили воздух.
- Вот ваш враг, - изо всех сил заорал я, - и мы будем защищать свою жизнь, честь и свободу, - и выставил острие своего меча в почерневшее небо.
В этот миг чёрная туча нахлынула на нас в страшном грохоте перепончатых крыльев. Люди бросились к оружию, и началась бойня. Засвистели стрелы, проливая потоки смерти, и люди захлёбывались собственной кровью, задыхаясь в чёрном приливе смерти. Из чащи по демонам ударили эльфы и их стрелы находили своих жертв и на головы людей посыпались трупы.
Вскоре, золотая гора, превратилась в крошечный островок жизни, и рука уставала, и меч как заговорённый выискивал свою добычу, кружась над головой. Рядом Гаят наносил невыносимо быстрые и точные удары, и демоны боялись приблизиться к несущему смерть воину. Жаркий луч Велеса выжигал просеки в обезображенном демоническим оскалом небе. Шорох их крыльев был подобен граду, бьющему по жестяному полю и демоны носились в тёмном облаке чёрной бури, наполненной звериным рычанием, завывая в безумной пляске смерти.
Бой кончился так же внезапно, как и начался, буря сеявшая смерть прошла мимо, скрывшись за верхушками вековых деревьев, и мы стояли среди груды мёртвых тел, вдыхая сладковатый запах крови. Отовсюду расползались немногие уцелевшие, наполовину обезумевшие, дрожащие, с ненавистью и одновременно с надеждой кидая на нас безумные взоры. Расползались, разнося весть, весть победы и поражения. Всю оставшуюся жизнь они будут помнить этот бой, гордясь днём, и, дрожа в темноте, когда трупы друзей будут являться им во сне, укоряя за то, что они остались в живых. Но только не нам, не нам.
Изо всей этой сумятицы, я запомнил только одну картину. Старый воин, с отрубленными по самые кисти руками, стоял на коленях и плакал. Кровь сочилась из перерезанных вен и капала на землю, а внизу, у его ног, по белому соцветию ромашки, чудом сохранившейся кругом раздавленной земли, ползала пчела с обожжёнными крыльями, в тщетных усилиях подняться в голубое небо.
И солнце щедро рассыпало свои лучи, одаривая оставшихся в живых своим теплом. Жизнь продолжалась. Тихо замирали стоны умирающих. Я же думал, что надо убраться отсюда до темноты, пока трупы не начали вонять, разлагаясь на солнце, и не привлекли ночных хищников.