Перелетные работы

- Да чего там! - махнула я рукой. - Я не хочу... Послушай, - и я пристально посмотрела на мою маму. Зеленые тапочки едва держались на бледных ногах. - А ты не могла бы умереть вместо нее?

И мы обе обернулись на тетю Грушу. Коричневая жидкость лилась уже не только изо рта, но и тонкими ручейками вытекала из ноздрей. А лицо было спокойным, как будто бы раннее утро на улице Гоголя и она вот-вот должна была проснуться.

- О чем она думает? - спросила я.

- Ей снится сон про ее прошлую жизнь, - ответила моя мама.

- Ты не знаешь какой? - спросила я.

- Может быть, и знаю... - улыбнулась моя мама.

- Что ей снится? - крикнула я.

В глазах у меня было мокро и тяжело. Комната, в которой мы стояли, расплылась, и следом за ней расплылось лицо моей мамы. Я видела только розовое дрожащее пятно с закрытыми глазами над белым светящимся платьем. Я слышала ее голос и свистящее дыхание тети Груши.

- Ей снится лето, - рассказывала моя мама и раскачивалась в разные стороны, как фарфоровые старики, сидящие на пианино в гостиной. - Очень жарко. Середина июня. Много комаров, но чтобы они не кусали тетю Грушу, она мажется одеколоном "Гвоздика". Она стоит на берегу реки и смотрит на дядю Киршу, который протягивает ей руку из лодки, а в лодке лежат удочки... - и вдруг спросила: - Ты помнишь, Леля?

Комната сразу же стала ясной, и таким же ясным стало ее лицо и шелковый белый халат с серебряными блестками.

- Ты помнишь, Леля? - ласково повторила она.

- Нет, - ответила я, ясно увидев лицо тети Груши, перепач-канное коричневой жижей.

И тут же все расплылось.

- А берег той реки высокий-высокий, и на склоне - гнезда ласточек. Они летают над рекой, и ты спрашиваешь, почему у них раздвоенные хвосты. А дядя Кирша зовет тетю Грушу к себе в лодку, но тетя Груша не идет, потому что еще не насмотрелась на ласточек. А я держу тебя за руку. И вот тетя Груша села в лодку, и дядя Кир-ша уже хотел оттолкнуться от берега, но ты вдруг вырвалась от меня и с размаху прыгнула к ним. Лодка отчалила, и я осталась одна...

На следующий день я пошла к женщине с квадратным лицом отнести три рубля. Она открыла мне дверь, и я, увидев ее, зары-дала.

- Что случилось, Леля? - сухо спросила она.

- А то, - ответила я. - У меня умирает тетя Груша.

- Очень жаль, - сказала женщина с квадратным лицом и ука-зала мне на стул. Я села. На спинке было вырезано "Здесь был Юра", напротив стояли стулья Вити и Сережи. - Начнем урок.

И стала спрашивать меня по-английски про мебель в нашей квартире. Я ответила на все ее вопросы и уронила на пол три рубля. Женщина с квадратным лицом тяжело наступила на них тапкой.

Вечером я вошла в комнату тети Груши. Ее глаза были откры-ты, но она не видела меня. Ее взгляд мутно блуждал по комнате и иногда случайно цеплялся за пирамиду коробок с ее вещами. Все коробки были перевязаны, кроме одной, самой верхней, из которой мы достали шкатулку с пуговицами.

Коричневая бабочка ее глаз умирала.

Я знала, что сейчас в изголовье ее кровати кто-то стоит, но не видела кто. Я опасалась, что ангелы еще не прилетели и что это их отыскивала она блуждающим взглядом по углам комнаты.

Я встала в изголовье ее кровати, стала размахивать руками и шептать: "Пошли прочь, бесы, прочь! У нее не было грехов, а если и были, то так, ерунда. Ее за них обязательно простят..." Но мои руки хватали только пустой воздух. И вдруг глаза тети Груши прояснились. Она в упор смотрела на кого-то, а потом подняла к лицу тяжелую руку и вытерла рот от коричневой жижи.

- Мама! - крикнула я. - Иди скорее! Беги... Ангелы поднесли тете Груше испить чашу. Вот она, смотрит на них! Беги!

Но когда зеленые тапочки, спотыкаясь, влетели в комнату, было уже слишком поздно. Глаза тети Груши погасли и закрылись. Она умерла.

Тетю Грушу похоронили на кладбище рядом с дядей Киршей, и между их могилами поставили маленький столик со скамейкой. Я сидела на скамейке и смотрела, как землю вокруг их могил утапты-вают черные ботинки с вытянувшимися шнурками и черные сапоги с золотыми молниями. Расхлябанные валеночки в блестящих калошах суетливо перебегали от одного памятника к другому и пищали: "Какая жалость! Ай! Какая жалость! Ай-яй-яй!"

Я спросила мою маму, кто сейчас живет в квартире тети Гру-ши на улице Гоголя. Она ответила, что в эту квартиру поселили молодого дворника по имени Валера и что он убирает двор очень плохо: только пьет водку, кидает в подоконник ножи и играет на гитаре.

Наутро после похорон я проснулась на полу в комнате тети Груши, рядом с четырьмя коробками с надписью "Платья". Ночью я перешла сюда из детской посмотреть, не вернулась ли тетя Гру-ша, и заснула на ковре.

Я подошла к окну. На подоконнике лежала черная пуговица с широкой белой полосой. Остальные пуговицы выпали из шкатулки и раскатились по комнате.