Перелом

Повреждения на эсминцах ограничились пробитыми трубами и пробоинами в надводной части, без ущерба для механизмов. Уголь в ямах вдоль кочегарок поглотил несколько снарядов и крупных осколков, не позволив им добраться до горячих внутренностей. Кроме того, на «Бодром» выгнало ртуть из накатника кормовой трехдюймовки, а на «Грозном» то ли осколком, то ли снарядом сбило короб ленты с патронами у правой «максимки», повредив и саму пушку. Потери в людях оказались не велики и составили десяток раненых на всех.

Повторять атаку Андржиевский не решился, опасаясь выскочить на мины. К тому же, судя по активной работе японских станций где-то совсем близко, теперь их там не только ждали, но и вызывали помощь, так что дело могло обернуться совсем плохо.

Трофей снова скинул паруса. На нем спешно чинили рангоут, готовя к самостоятельному плаванию. Его пока взял на буксир «Грозный». Шхуну еще раз более тщательно осмотрели, а корейцев быстро допросили. В результате нашлась даже карта с последними прокладками курсов и отметками районов патрулирования, по которой теперь планировалось продолжить поиск. Карту немедленно переправили на флагмана, и после короткого совещания командиров побитое судно отправили в базу под командой норвежца. Тот заверил, что кораблик хороший, ходкий, и он гарантированно доведет его до Гензана даже в таком состоянии. При этом напомнил про обещанные призовые, намекая, что доплатит кому надо и сколько надо, лишь бы ему отдали эту шхуну.

Пересадив тяжелораненых на приз, Андржиевский двинулся к востоку, рассчитывая перехватить еще кого-нибудь на разведанной дозорной линии. Ход снизили, а к разряженным минным аппаратам подали запасные торпеды, готовясь к новому бою. Работать с тяжелыми минами на раскачивавшихся палубах, обдаваемых волнами, было сложно, но возвращаться к мысу, где волна была много тише, из-за этого все же не стали. Там все еще озарялось взлетавшими из бухты осветительными ракетами. Поэтому наиболее опасными, в плане возможного появления серьезного противника, считались именно западное и северо-западное направления.

Почти сразу справа обнаружили небольшой парусник, к которому двинулся «Грозный», направив оба других на осмотр окрестностей. Но взять его тихо, как планировалось, не получилось. С эсминцев слышали вспыхнувшую ружейную и пистолетную стрельбу, впрочем, быстро угасшую. Ожидавшегося залпа сигнальных или осветительных ракет не последовало. Не найдя больше никого в округе, подошли ближе. На «Бодрый» передали распоряжение командира отряда приступить к охране района, а «Громкий» отправили дальше к востоку в разведку.

Качка усиливалась. Из-за нее захваченных новых пленных корейцев лишь спустя полчаса с большим трудом перевезли на борт флагмана. Японцев, бывших на шхуне в количестве двух человек, живьем взять не удалось. Они сначала отстреливались, а потом зарезали сами себя, предварительно выбросив за борт все бумаги и изрубив рангоут, что делало невозможным дальнейшее плавание суденышка. Выяснилось, почему не было пиротехнических сигналов. Найденные ракеты оказались намокшими и совершенно непригодными для использования.

В течение следующих двадцати минут «Бодрый» кружил неподалеку от флагмана, пока тот не прикончил свой несостоявшийся трофей подрывным патроном. К этому времени вернулся никого не нашедший «Громкий». Сразу после чего Андржиевский приказал ложиться на юго-восточный курс и разойтись в цепь для поиска остальных дозорных шхун в этом районе. Куда для этого нужно идти, теперь знали из трофейной карты.

Спустя полчаса повернули на северо-восток, продолжая поиск. Прочесывание прилегавших к побережью вод закончили только за два часа до рассвета, максимально аккуратно перехватив и прикончив к этому времени еще одну шхуну и небольшой каботажный пароход «Камагава-мару» в 351 тонну водоизмещения, мобилизованный для нужд патрульных сил у компании «Осака Сосен». Поскольку каждый раз высаживали досмотровые группы, занимавшиеся поиском и изъятием документов, времени потратили много, так что на возню с зарядами на пароходе его уже не оставалось. Для ускорения процедуры «Бодрый» израсходовал на него свою вторую торпеду.

Всего через минуту после ее взрыва дальше к востоку взлетели несколько цветных сигнальных ракет, означавших, видимо, какой-то запрос. Потом еще дальше этот сигнал был продублирован, и сразу отметили начало работы японской станции где-то поблизости. Ее телеграммы пытались забить искрой, но без особого успеха. «Прорезавшийся» передатчик был явно мощнее и продолжал шпарить открытым текстом. Однако понять, о чем, так и не удалось. Получался совершенно непонятный, бессвязный набор коротких, явно кодовых фраз. По словам «толмача», сосредоточенно пытавшегося вникнуть в чужую «тарабарщину» и мало что замечавшего вокруг, какой-то японский сленг.

Приставленный с мостика записывать все за ним расторопный минный квартирмейстер, служивший ранее на «Громобое», услышав это, пару секунд хлопал глазами в недоумении, после чего тихо пожаловался минному офицеру «Грозного» лейтенанту Коптеву: