Перемены

Я не мог поделать ровным счетом ничего. Все складывалось настолько против меня, что даже если бы Мартин оставался на нашей стороне, ситуация выглядела бы довольно хмурой. Он выбрал для своего предательства просто идеальный момент, будь он проклят. Будь прокляты они все. Я ничего не мог по…

Давным-давно, когда я не вышел еще из подросткового возраста, мы с моей возлюбленной изобрели способ бесшумно переговариваться друг с другом во время занятий. Это напоминало магию с говорильными камнями, разработанную Эбинизером, только радиус действия был намного меньше. Я никогда не общался с помощью этого способа ни с кем, кроме Элейн, но мы со Сьюзен тоже были близки — и, мне казалось, в ту минуту мы с ней оба думали только о Мэгги.

Возможно, этого и хватит, чтобы установить связь, пусть даже только одностороннюю.

Преодолевая сопротивление связывавших мою волю чар Золотых Масок, я попытался собрать хоть капельку магии и транслировать свою мысль Сьюзен — как мог яснее. Ему известно не все, отчаянно передавал я ей. Он не знает про заклятие, защищающее твою кожу. Он знает лишь про плащ, потому что видел его в действии, когда мы только-только пришли сюда.

Глаза у Сьюзен удивленно расширились. Она услышала.

Алтарь, промыслил я. Ритуал, с помощью которого нас хотят убить, можно повернуть и против них самих. Если кто-либо из них погибнет от этого ножа, проклятие пойдет по их роду, не по нашему.

Глаза ее расширились еще сильнее. Я видел, что она лихорадочно думает.

— Мартин, — тихо спросила она. — Почему Арианна выбрала мишенью мою дочь?

Мартин покосился на Сьюзен, потом на Мэгги, потом отвернулся.

— Потому что отец ребенка — сын Маргарет Лефей, дочери человека, который убил ее мужа. Убив ее, она отомстила бы всем вам.

Если бы я не стоял уже более или менее неподвижно, я наверняка застыл бы на месте.

Маргарет Лефей. Дочь человека, который убил мужа Арианны, Паоло Ортегу.

Графа Ортегу. Которого убил Черный Посох.

Эбинизер Маккой.

Один из самых опасных чародеев на планете. Человек, обладающий такой физической, магической и политической силой, что она ни за что не смогла бы одолеть его в открытом бою. Поэтому ей и пришлось наносить удар, использовав для этого его потомков. Кровь передавалась от него его дочери, моей матери. От нее мне. От меня Мэгги. Убить Мэгги означало убить нас всех.

Вот, значит, что имела в виду Арианна, говоря, что все нацелено вовсе не на меня.

Не на меня, а на моего деда.

Вдруг стало ясно, почему старик рисковал жизнью, вызвавшись стать моим наставником, когда Совет собирался казнить меня за убийство Джастина Дюморна. Стало ясно, почему он был так терпелив со мной, так добр и участлив. Вовсе не по природной доброте.

И вдруг стало ясно, почему он даже словом не обмолвился мне о своей ученице, Маргарет Лефей — которая выбрала эту фамилию себе сама, тогда как в свидетельстве о рождении у нее, должно быть, значилось «Маргарет Маккой». Черт, если на то пошло, так он, наверное, и Совету не говорил, что Маргарет — его дочь. И уж можно не сомневаться, у него не будет ни малейшего намерения позволить им узнать про Мэгги, если мне, конечно, удастся вытащить ее из этой заварухи.

В конце концов мою мать убили враги, которых она успела нажить за свою жизнь, — а Эбинизера, самого опасного человека во всем Белом Совете, не оказалось рядом, чтобы ее спасти. Ни обстоятельства, ни то, чего он достиг, не могли его оправдать в собственных глазах. Как не смог бы себя оправдать я сам, если бы мне не удалось спасти Мэгги. Вот почему он устроил наглядную демонстрацию того, что случится с тем, кто попробует расправиться из мести со мной. С его внуком.

И этим же объяснялось то, почему он поменял задачи, поставленные перед Серым Советом, и привел его сюда. Он не мог не попытаться спасти меня — и мою дочь.

И, добавила какая-то циничная часть моего сознания, себя самого. Хотя, честно признался я себе, вряд ли он делал последнее осознанно — с учетом внезапно свалившихся на него обстоятельств.