Перемены. Адская работенка

– Он не собирается есть ее, – ответила Гард. – Медовуха нужна для того же, для чего и девушка.

Я подождал, пока она разовьет мысль. Тщетно.

– Желание продолжать игру стремительно тает, – сообщил я, – но все же спрошу: зачем понадобилась девушка?

– Для деторождения.

– Спасибо. Теперь все ясно, – сказал я. – Тварь решила, что на трезвую голову девушка не справится.

– Нет, – отрезала Гард.

– А, ну да, ведь мы имеем дело не с человеком. Это тварь не справится.

– Нет, – еще суровей сказала Гард.

– Понимаю. Значит, просто для настроения, – сказал я. – Может, заодно прихватили с собой и расслабляющую музыку?

– Дрезден! – прорычала Гард.

– Ведь ка-а-аждому из нас кто-то ну-у-у-жен подчас, – пропел я. Весьма посредственно.

Гард остановилась как вкопанная и посмотрела на меня, ее бледно-голубые глаза пылали ледяной яростью, голос стал хриплым:

– Но не от каждого рождается отпрыск, который прогрызает путь из чрева своей матери, убивая ее при этом.

Вот, еще один ответ. Правда, слишком жесткий, на мой вкус.

Я перестал петь и почувствовал себя равнодушным ублюдком.

– Они одиночки, – продолжила Гард ужасным в своем спокойствии голосом. – Обычно они похищают жертву, насилуют, разрывают на куски и поедают. Этот задумал нечто иное. Какие-то компоненты медовухи придают отпрыскам Гренделя способность к размножению. Он собирается оплодотворить ее. Создать себе подобного.

Тут меня осенило.

– Так вот кто приклеивает инструкцию к противозачаточным таблеткам! Тот, кто прежде никогда ими не пользовался!

– Она девственница, – подтвердила Гард. – Для размножения гренделенышам нужны девственницы.

– Большая редкость в наши дни, – заметил я.

Гард горько рассмеялась:

– Поверь мне, Дрезден, подростки не меняются. Гормоны, любопытство и полная неосведомленность о последствиях своих поступков. Девственницы всегда были редкостью. И в Викторианскую эпоху, и в эпоху Возрождения, и в Средневековье. Но даже встречайся они в наше время в десять раз реже, чем тогда, все равно сейчас на земле намного больше девственниц, чем когда бы то ни было за всю мировую историю. – Она покачала головой. – Людей стало так много.

Некоторое время мы шли молча.

– Интересное наблюдение, – наконец заметил я. – Ты говоришь обо всех этих эпохах так, словно сама была им свидетелем. Думаешь, я поверю, что тебе больше тысячи лет?

– По-твоему, это невозможно? – парировала она.

Что тут скажешь? На свете много бессмертных – или почти бессмертных – сверхъестественных созданий. Даже смертные чародеи могут прожить три-четыре столетия. С другой стороны, нечасто встретишь бессмертного, который – по моим чародейским ощущениям – кажется настолько смертным.

Секунду я смотрел на нее, затем сказал:

– Если так, то ты неплохо сохранилась. Я бы дал тебе около тридцати.

Ее зубы блеснули в тусклом свете.

– Полагаю, вежливее было бы сказать двадцать девять.

– Мы с вежливостью никогда не были хорошими друзьями.

Гард кивнула:

– Это мне в тебе и нравится. Ты говоришь то, что думаешь. И действуешь без колебаний. Сейчас это большая редкость.

Некоторое время я тихо шел по следу, пока Мыш не остановился. В его груди родился почти неслышный звук. Я поднял руку. Гард замерла.

Опустившись на колени рядом с псом, я прошептал:

– В чем дело, парень?

Мыш напряженно смотрел вперед, его нос подергивался. Затем он сделал несколько неуверенных шагов и тронул лапой пол возле стены.

Держа в руке светящийся амулет, я последовал за ним. На мокром камне лежали пряди седой шерсти. Прикусив губу, я поднял амулет, чтобы осмотреть стену. На ней виднелись длинные царапины – не шире ногтя, но глубокие. Настолько, что дна не разглядеть.

Гард присоединилась ко мне и встала за моим плечом. Ее духи – что-то цветочное, я их не узнал – добавляли приятную нотку к ароматам извести и плесени.

– Это сделано чем-то острым, – пробормотала она.

– Верно, – кивнул я, собирая шерсть. – Достань свой топор.

Она подчинилась. Я поднес шерсть к краю лезвия. Волоски от прикосновения к металлу съежились и почернели. Запахло паленым.

– Замечательно. – Я вздохнул.

Гард приподняла бровь:

– Фэйри?

Я кивнул:

– Малки, почти наверняка.

– Малки?

– Зимние фэйри, – пояснил я. – Кошки. Размером примерно с рысь.

– Сталь с ними справится, – отозвалась Гард, энергично поднимаясь.

– Конечно, – согласился я. – Полдюжины малков для тебя не проблема.

Она кивнула и, держа топор наготове, повернулась, чтобы двинуться дальше.

– Поэтому они ходят стаями по двадцать штук, – добавил я через несколько шагов.

Гард остановилась и сердито посмотрела на меня.

– Это называется обмен информацией, – сказал я и махнул рукой на стену. – Это территориальные метки местной стаи. Малки сильнее обычных животных, они быстры и могут становиться почти невидимыми, а их когти острее и тверже хирургической стали. Однажды я видел, как малк разорвал в клочки алюминиевую бейсбольную биту. В довершение всего они разумны. Умнее некоторых знакомых мне людей.

– Лед и пламя! – тихо выругалась Гард. – Ты с ними справишься?

– Они не любят огня, – ответил я. – Однако в замкнутых пространствах я тоже его недолюбливаю.

Гард кивнула.