Самире стало страшно. Теперь гнев на Феррана уже не поглощал ее, но без этого гнева, за много лет ставшего частью ее души, она ощущала внутри какую-то пустоту.
– Прости, что оскорбил тебя видом своего тела.
Обернувшись, Самира увидела, что Ферран стоит в дверях, натягивая рубашку через голову. На нем были брюки, низко сидевшие на бедрах. Впрочем, ей это мало помогло: глядя на него, она тут же вспоминала о том, как он выглядит без одежды. Да, проблема.
– Ты меня не оскорбил, – проговорила она. – Я просто не привыкла разговаривать с обнаженными мужчинами вот так… на открытом воздухе.
– Ты разговариваешь с обнаженными мужчинами только при закрытых дверях?
– Где же еще? – отозвалась Самира.
– Оказывается, это можно делать и за стенами дома.
– Нет. Поэтому я ушла.
– Упрямица! Ну хорошо, сейчас мы в помещении. Если тебе так удобнее, я могу вновь раздеться.
– Нет! – в ужасе крикнула она, всплеснув руками.
– Тогда, может, ты согласишься выйти из дома и поужинать?
– Одетой?
– Если ты так хочешь. Я не придерживаюсь столь строгих правил в отношении обнаженных женщин.
Самира подозрительно прищурилась:
– Но если то, что ты мне сказал, – правда, значит, ты вообще не раздеваешься при женщинах?
– Давай выйдем на улицу, Самира.
– Я настаиваю, чтобы мы оба оставались одетыми. Это мое условие.
Она вышла из дома и пошла на запах дыма к берегу озера. Земля у берега была влажной, но на берегу уже лежали покрывала и подушки. Над огнем на решетке стоял большой котел.
– Ты сам готовишь?
– Я же говорил, что часто приезжаю сюда один. Я мог бы готовить на кухне, но мне больше нравится ужинать здесь. – Сняв котел с решетки, Ферран переставил его на низкий столик рядом с собой.
– Конечно, здесь лучше!
В котле были мясо и рис. Ферран, наложив полную пиалу, передал ее Самире. Ей это понравилось. Это напомнило ей о той, прежней жизни, лишенной всякого комфорта. О том, кем она была.
Но теперь в этом воспоминании не было настороженности, страха и гнева. Оно было иным. Как будто она отдалилась от этого мира, выпала из реальности. Как будто она попала в мир фантазии – хотя раньше она и представить себе не могла, что станет мечтать об обществе Феррана. Хотя когда-то он и вправду был предметом ее детских грез.
Он поднял голову, и луч заходящего солнца упал ему на лицо. И она вспомнила. Картина, долгие годы хранившаяся в глубинах памяти, встала перед ней как живая. Это было во дворце в Кадре. Она стояла и смотрела, как он входит в комнату. Подойдя к ней, он улыбнулся и взъерошил ее волосы. Тогда она была уверена, что никогда еще не видела более красивого человеческого существа.
Может быть, она лишь сейчас вспомнила об этом, потому что раньше гнев и стремление к мести мешали этому воспоминанию явиться на свет?..
– Я помню тебя… – задумчиво проговорила она. – Вспомнила, каким ты был тогда… раньше…
– И что именно ты вспомнила?
– Я считала тебя очень красивым.
– Неужели?
– Да, мне казалось, ты потрясающий. – Она опустила взгляд в чашку. – И ты был добр со мной.
Неудивительно, что раньше она этого не помнила. Такой Ферран ничуть не был похож на монстра, которому она мстила. Но теперь память расставила все по местам.
– А как же иначе? К тебе невозможно было относиться по-другому.
– В любом случае я благодарна тебе за это. Мне приятно об этом помнить. Я мало что помню о тех годах. Мне было всего шесть лет. Раньше я пыталась вспоминать, но потом запретила себе это. От этих воспоминаний жизнь вокруг казалась еще невыносимей. Но теперь мне приятно вспоминать. Пусть в моей жизни будет… что-то нормальное.
– Боюсь, для чего-то нормального я – не лучшая компания.
– Почему?
– Не уверен, что меня можно считать нормальным. Наши с тобой жизни – две стороны одной трагедии, и моя так же ненормальна, как и твоя.
– Может быть. Но твоя жизнь была счастливее. В такой я могла бы улыбаться.
– А ты так хочешь вернуть себе улыбку?
– Да. Вернуть любое чувство, которое отличается от гнева и страха, наполнявших мою жизнь в эти шестнадцать лет.
– Я хотел бы исправить это.
Самира неожиданно засмеялась:
– Так странно! Никогда бы не подумала, что буду сидеть с тобой у костра и ты протянешь мне руку помощи. Я бы сочла это бесчестьем… Мне кажется, я ошибалась в тебе.
– Самира…
– Не знаю, как ты мог бы исправить ситуацию тогда, Ферран. Ты получил власть и должен был действовать как король. А мой отец вел себя не как король. Им вела ревность. – Она глубоко вздохнула. – Его судили честно и осудили за преступление, которое он совершил. Мы с матерью пострадали невинно, но ты к этому не причастен.
Эти слова дались ей с болью. Но в гневе, направленном на невинных, не было чести. Она понимала это, как никто другой. И быть может, это признание давало ей надежду на мир с шейхом.
– Самира, – вновь проговорил Ферран. – Есть многое… словом, я не герой.
– Как и я. Я жертва. Как и ты. Но не пора ли это прекратить?
– Теперь ты не жертва и никогда ею не будешь, – медленно проговорил он. – Ты – шейха. И в твоих руках власть над этой страной.
Самира задумчиво посмотрела на озеро. Теперь, после заката, вода отливала темной синевой.