— Я веду себя не лучше тебя, — отозвалась она, — но рано или поздно нам придется об этом поговорить.
— Ага, — без энтузиазма кивнул Пол. — Тогда ты первая.
Софи свела к переносице брови.
— Только не так. Это ведь не прослушивание какое-нибудь.
— Извини.
Повисло долгое молчание. Они смотрели друг на друга, точно английский и немецкий солдаты во фламандских окопах под Рождество, которые никак не могут вспомнить слов "Святой ночи". Наконец Пол сказал:
— И что о ней говорят?
— О чем?
— О новой "Макита 202ZW". Софи сердито глянула на него.
— По всей видимости, штуковина прорезает молодую древесину как бумагу. Это же глупо!
Пол кивнул:
— В конце концов нам еще вместе работать. Очевидно, он ляпнул что-то невпопад, потому что Софии нахмурилась.
— Вот именно, — сказала она. — Думаю, нам действительно нужно во всем разобраться. А не делать вид, будто ничего не произошло...
(Женщина с сиденья напротив следила за ними с самозабвенным вниманием.)
— Но мы не можем допустить, чтобы это стало между нами, я имею в виду на службе. Это было просто, но...
— Просто так? — предположил Пол.
— Наверное. — Софи поерзала на сиденье, потом вдруг встала. — Не знаю, как ты, а я умираю от голода. Схожу, пожалуй, в буфет и куплю поесть. Тебе чего-нибудь принести?
"Только не булочку с ветчиной, — подумал Пол. Но так уж вышло, что ему ощутимо хотелось пить. — Чашка чаю была бы очень кстати, спасибо, — сказал он.
— Ладно.
Она поспешила к стойке, и Пол заметил, как ловко она двигается в покачивающемся вагоне. Совсем не так, как он.
Сумочку Софи оставила на сиденье, и на краткую долю секунды Пол задумался, не забыла ли она избавиться от зелья. Если забыла, то оно все еще там, и когда она вернется с кофе или апельсиновым соком...
Нет, оборвал он себя. И углом глаза заметил, как женщина напротив с интересом изучает его. "Ну да, — подумал он, — если бы вы только были правы. Но вы ошибаетесь". Взяв "Какая пила лучше?", он прочел страницу писем.
— Чай, — сказал голос у него над ухом. Он поднял глаза. Софи вернулась.
— Спасибо. Сколько я тебе должен? Софи покачала головой.
— Я забрала чек. Это за счет "Дж. В. Уэлса". Уверен, что не хочешь ничего съесть? Могу отдать тебе половину сандвича с сыром.
— Нет, совсем не хочу.
Глупость какая-то: стоило ей про это упомянуть, он подумал, что не прочь чего-нибудь пожевать. Но не может же он теперь встать и пойти покупать еду, только что отказавшись от ее предложения. И почему это, скажите, на милость, он всегда отказывается от любой малости, когда ему предлагают? Пол глотнул чаю, который был горячим и гнилостным на вкус, и решил, что с него хватит.
— Послушай, — начал он, — о том, что там случилось. Знаю, это было не...
И заснул.
У Пола болела голова.
"Наверное, — подумал он, — я о стол ударился". Он поднял голову и открыл глаза.
— Привет, — сказал чей-то голос.
Он прекрасно знал, что смотрит сейчас в лицо женщины, сидевшей напротив. Странно: он определенно ее помнил (под пятьдесят или чуть больше, чья-нибудь мама или тетя) и мог бы поклясться, что она не была самой прекрасной девушкой на свете, самой чудесной, самой...
"Вот черт", — подумал он.
А потом самая изумительная, расчудесная девушка во вселенной усмехнулась, и он даже подпрыгнул на месте, будто сел на ежа, и прошипел:
— Ты!
— Вот именно, — откликнулась матушка мистера Тэннера. — Как твоя голова? У тебя ужасная шишка.
"Вот дрянь! — подумал он. — Чудесная, роскошная, потрясающе красивая дрянь".
— Где Софи? — простонал он.
Миссис Тэннер мотнула в сторону головой. Софи сидела рядом с ним с коричневым бумажным пакетом на голове.
— Просто мера предосторожности, — пояснила матушка миссис Тэннер. — Теперь можно его снять.
Пол огляделся, но все остальные в купе или крепко спали, или были полностью погружены в книги, газеты или журналы. Стянув с головы Софи мешок, миссис Тэннер бросила его на пол.
— Ты не слишком сильно ударился, — сказала она, — просто больно, вот и все. Видишь? Я могу вести себя вежливо, когда захочу.
Пол точно знал, что ему хочется сказать, даже видел слова яркими буквами на мысленном экране, но получилось у него:
— Я тебя люблю.
Матушка мистера Тэннера снова усмехнулась:
— Ты даже представить себе не можешь, как чудесно это звучит. Повтори, пожалуйста.
— Я тебя люблю.
— Да, — согласилась она, — любишь, ведь правда? И поделом тебе. Мы могли бы все устроить просто и мило, но тебе обязательно надо артачиться. Мужчины, — презрительно бросила она и добавила: — Люди.