Переносная дверь

Первое, что требуется определить: ему грозит непосредственная опасность? Как будто нет. Если бы он заснул в кресле, а из камина выпрыгнула случайная искра и подожгла ковер ну тогда дело скверно. Помимо этого, самой явной угрозой была смерть от голода. Пол поглядел туда, где прежде находилась его газовая плитка. Плитки не оказалось, вместо нее на буфете с мраморной доской стоял большой керамический горшок, а в горшке — свежий, ароматный деревенский каравай и масленка, в которой притаились с полфунта хорошего желтого масла; еще тут были горшочки с джемом, жестяная коробочка с чаем, глиняный горшочек с беконом и сосисками. Возле камина стояли чайник и решетка, а в высоком сине-белом фаянсовом кувшине имелась вода. Кстати о фаянсе, Пол как раз увидел голубой с белым ночной горшок под кроватью, что более или менее ответило на его следующий вопрос ("Ух!" — подумал он.). Поскольку сегодня Пол остался без ленча и был голоден, он отрезал горбушку от каравая хлебным ножом, обнаруженным в ящике буфета, намазал сверху немного масла и съел. По вкусу — настоящий хлеб и настоящее масло, но когда Пол снова глянул на хлеб, оказалось, что тот умудрился исцелиться: перед ним лежал нетронутый каравай и столь же нетронутый кусок масла. Поя повторил операцию — с аналогичным результатом. Дальнейшие педантичные эксперименты доказали: та же способность самовосстанавливаться присуща воде, чаю, небольшой крынке с молоком, сахарнице, бекону и сосискам. Что ж, о самых настоятельных нуждах эта реальность позаботилась, и нет причин, почему здесь нельзя жить бесконечно.

Эта мысль напугала Пола больше всего.

Тут ему пришло в голову еще кое-что, и он поглядел на часы. Часов на руке не оказалось, но в какой-то момент у него, по всей видимости, выросла жилетка, полностью подходящая к пиджаку и штанам, которые были на нем надеты и которые он никогда в жизни не видел. В кармане жилетки он нашел элегантные серебряные часы на золотой цепочке. На часах было четверть седьмого. Они не тикали. Остановились.

— Помогите, — пробормотал он.

Тишина. Даже не слышно уличного движения снизу. Удивительно, до какой степени стало не хватать этих звуков теперь, когда он заметил их отсутствие. Единственные звуки, которые он слышал, производил он сам. "Может, я умер?" — спросил он себя.

("Нет, нет, — тут же сказал самому себе Пол, — это все мы уже проходили, но не собственно я сам, а Платон и Декарт и все прочие, cogito ergo sum[16] и про есть ли шум от падающего дерева в лесу, если там нет никого, кто бы его слышал; все это можно пропустить".)

Наконец, после очередной сессии ударов в стену, криков о помощи и порции сандвичей с беконом, Пол плюхнулся в очень удобное глубокое кресло возле симпатичного, теплого камина, закинул ноги на скамеечку с вышитой подушечкой и некоторое время смотрел на огонь, пытаясь определить, уменьшается ли количество углей и превращаются ли они в пепел. Ответом было "да", поэтому он добавил еще немного из ведерка, которое, стоило на секунду оставить его без присмотра, снова наполнилось.

"Ну и что теперь?"

Понемногу ему захотелось спать, глаза стали слипаться, подбородок опустился на грудь. Что-то подсказывало Полу, что засыпать нельзя. (Или нельзя давать спать тем, кто только что получил сотрясение мозга?) Но это требовало слишком больших усилий. Да и чего ради бодрствовать? Наконец он сдался, и ему привиделся сон.

Сон был из тех, которые подкрадываются незаметно. Пол сидел в симпатичном удобном кресле у симпатичного уютного огня, но теперь он был не один. Напротив него сидели два молодых человека в викторианских костюмах, оба расслабленно и дружелюбно курили глиняные трубки, и он решил, что они знакомы. Молодые люди весело болтали, но Полу слишком хотелось спать, и он не особенно слушал, что они говорят: порой до него доносились случайные фразы, обрывочные и бессмысленные. Потом один молодой человек подался вперед и, постучав ему по коленке чубуком трубки, спросил, что он об этом думает.

Подняв голову, Пол открыл глаза.

— Прошу прощения, — промямлил он. — Кажется, я задремал.

Молодые люди рассмеялись.

— Несомненно, — сказал один. — Но послушайте, разве это не слишком затянулось, как по-вашему? В конце концов вы тут всего лишь... сколько? Несколько часов? Даже меньше. И вам уже хватило, и я последний, кто стал бы вас упрекать. Здесь отъявленная тоска, читать нечего, а в качестве компании только мы двое.

Пол попытался держать глаза открытыми, но отяжелевшие веки все равно смыкались.

— Не в том дело, — заверил он собеседников. — Я немного устал, вот и все. Будьте другом, дайте мне подремать.

— Ну разумеется, — отозвался кудрявый молодой человек. — Но ведь вы нам поможете, правда? В конце концов теперь вы знаете, где она, и никто не заметит, если вы потихоньку положите ее в карман и унесете домой. А ведь мы провели здесь... сколько мы уже тут, Пип?

— Сто двадцать пять лет, — ответил второй, — плюс-минус неделя или около того.