Перепелка — птица полевая

Сноха Ольга просила сделать книжную полку. Просить-то просила, да Дмитрий Макарович забыл об этом. Если бы не прислала Колю — он вновь ушел в поле или на тракторный парк. Ни одного дня у него не проходит без встречи с людьми. Смотри-ка, обещал, а сам…

— Скажи матери, сегодня же сделаю.

— Ну, тогда я пошел…

— Куда? — удивился Дмитрий Макарович.

— В правление. Вчера отец сказал, что нужно пораньше придти, с инженером Кизаевым, мол, нужно поговорить, на какой комбайн посадит…

После ухода Коли Дмитрий Макарович попил чаю и вышел под навес, где на лето соорудил столярку. Он любит возиться за верстаком.

До обеда колдовал. Не полку сделал — игрушку. Из сухих досок, легкую, с рисунками.

Дом сына был на замке. Старшие на работе, младшие где-нибудь на реке. Поставил полку у крыльца и пошел по берегу. Захотелось посмотреть на Суру. Всю весну он раздражался: откуда-то прилетали с ушко иголки комары, вода везде от них позеленела. Когда Дмитрий Макарович встал на крутой берег — только тогда легко вздохнул: вода была чистой, на том берегу, где песок, купались дети. Видать, и внуки тоже там. И здесь на глаза Вечканову попались четыре самосвала, стоящие друг за другом. Попусту держат тяжелые машины, видите ли, купаться приехали…

Сначала Дмитрий Макарович хотел пройти на тот берег, да большой круг придется сделать: мост далеко. И почему-то защемило сердце. Постоял, постоял и пошел в правление. По пути как только ни ругал сына! В погожий летний день простаивают самосвалы! У председателя глаз, что ли, нету, не видит, что делается в колхозе?

Сына в правлении не застал — в Кочелай вызвали. «Нашли, когда проводить совещания. Здесь каждая минута дорога, а там все учат, как жить и трудиться», — идя по улице, злился старик.

Боль из сердца не уходила. Будто камень давил, вздохнуть не давал. Дмитрий Макарович достал из кармана валидол, положил под язык. Спустя некоторое время боль прекратилась. Что еще было плохо — солнце палило нещадно.

Наконец-то дошел до сельского Совета. Не спрашивая, здесь или нет председатель, Вечканов зашел в кабинет. Куторкин сидел за столом и разговаривал с полным мужчиной средних лет. Дмитрий Макарович прошел вперед и молча сел на свободный стул.

— Я много времени у тебя не займу, — начал он, — если, конечно, позволишь…

… Слово «позволишь» сказал грубо. Куторкин отодвинул бумаги, в которых рылся, пальцы сжал в кулак. Он понял, что старший Вечканов пришел ругаться. Такой уж характер у человека — везде сует свой нос.

— Раз пришел, то говори. Хоть, по правде сказать, свободной минуты у меня нет. Время сейчас горячее.

— И когда оно, скажи-ка, горячим не было? — пододвинул поближе стул Дмитрий Макарович. — Я не из-за себя пришел, депутат.

— Причем тут депутат?

— При том… Народ тебя выбрал. Скажи-ка, почему у нас он обленился? Некоторые годами не выходят в поле. Вот мой зять, Рузавин. Долго будет опустошать Суру у тебя на глазах? Не смейся, не смейся, если он мой зять, то что, о нем не скажу? Я каждый день «парю» его, но здесь, видимо, без руководства никак нельзя… Зайди к нему, укроти. Ведь на одной земле живем.

— Не вовремя пришел, Дмитрий Макарович, не вовремя. Вот товарищ приехал к нам помогать косить сено. Помогать! — Куторкин показал на сидящего около него. — А по поводу лентяев зайди к своему сыну. В Вармазейке он хозяин…

— Не бойся, и его поругаю. Только, скажи-ка, почему председатель колхоза — главный на селе, а не Совет? Ты кто, Семен Филиппович, не власть? Платят тебе немало. В этом твоя власть?

— Дмитрий Макарович, чем тебе я не нравлюсь? — разозлился Куторкин. — Сам знаешь, большое село под руками… Недавно шерсть отвез в заготконтору, план по закупке яиц выполнил, по продаже молока и мяса наш колхоз на первом месте в районе.

— При людях сказками меня не корми. Ты сначала скажи, почему шофера на машинах ездят купаться? Почему вы, начальство, о пожилых людях забыли? Ты хоть разочек зашел бы к Оксе Митряшкиной посмотреть, как она живет с пьяницей-сыном. Здесь еще родственник Олег сосет последние ее копейки. А-а! — Вечканов раздраженно махнул рукой и встал. — Что с вами говорить, человеческое счастье для вас будто снег. Упал на ладонь, растаял и словно его не было. Пока! — и с этим Вечканов раздраженно шагнул к двери.

— Подожди-ка, подожди-ка! При человеке накричал на меня, а сейчас показываешь хвост? — Куторкин встал из-за стола. — Так, Дмитрий Макарович, некрасиво. С плохим настроением много не сделаешь. К сельчанам, говоришь, плохо отношусь?..

— Зачем зря время терять, как сам говоришь? Перед твоим кабинетом две двери. Секретарша стережет тебя как злая собака. Помнишь, сам выступал на собрании, что много прав дали сельским Советам? Выступал? Тогда скажи-ка мне, где они, эти твои права? В бумагах на краю стола? Не Совет, а канцелярия. Стыд! За что такая нелюбовь к людям?

— Не буду оправдываться, Дмитрий Макарович. Только ведь сам знаешь: на всех не угодишь…

— Не угодишь? Тогда прямо в глаза скажу: мы выбрали тебя на это место, сами и снимем, — Вечканов хлопнул дверью и вышел.