Перепелка — птица полевая

— Ты что, чертенок, людей пугаешь? — начал ругать ее Эмель. — Это земляные пчелы. — Голыми руками раскрыл сухой мох и вынул из-под него желтый комочек. — Попробуй-ка соты — объеденье.

Роза брезгливо отвернулась. Старик засмеялся и, чавкая ртом, стал сосать мед.

У кого притупится коса — под ивой, в прохладном месте, Судосев этого и ждет. Возьмет косу, положит перед собой и тихонечко давай «клевать» молотком по затупленному лезвию. Стук его не раздражает.

— Дед Эмель, пить хочется!

— Я сейчас, красавицы, я сейчас… — старик зачерпнул из деревянной бочки ведро воды и заспешил к женщинам. Те жадно пили. Эмелю приятно: эту вкусную воду возит с Дионисийского родника его внук Валера. Старику очень сильно хочется, чтобы Зина и оба внука остались жить с ними. Недавно он услышал шептание дочери с матерью: разошлась, говорит, с новым мужем, одной тяжело растить сыновей. Разве легко, если даже на сельском рынке кусок мяса не купишь — цены кусаются.

Над лугом не воздух, а настоящая медовуха. Пьянящая, слаще слащего. Мужчины сели курить. Женщины смеялись громко, почти ржали, как молодые кобылицы.

Косил и Олег Вармаськин. По спине пролил семь потов — боялся отстать.

В полдень, когда люди сели передохнуть, Олег с Захаром Митряшкиным на машине поехали на пчельник, новый мед пробовать. До пчельника километра четыре, он на той стороне Бычьего оврага. Навстречу к ним вышел пчеловод Филя Куторкин. В белой фуражке и брюках, будто врач. Сослепу старик не сразу их узнал. Но поняв, что гости привезли вина — чуть не заплясал!

— Мы на минутку. Только навестим тебя — и назад. Что недавно обещал нам, приготовил? — Захар не стал тянуть время, сразу начал с дела.

— Как же, сват, я попусту слова на ветер не бросаю.

Сам заспешил под навес, достал оттуда трехлитровый бидон и протянул Митряшкину. Тот без разговоров положил его в кабину. Зашли в небольшой домик. Там стояли три табуретки, стол и койка. Филя сполоснул прилипающие к рукам стаканы, поставил перед Вармаськиным. Тот откупорил бутылку, разлил на троих. Бодонь Илько не стал пить.

— Дед, много собрал с первой качки? — деревянной ложкой черпая мед, обратился он к пчеловоду.

— Да как сказать… Кое-какие ульи пустые. Пчелы ведь, красавец, как люди — не все любят трудиться, — протирая мышиные уши, хитро подмигнул старик. — Да больно не переживай, тебе хватит. — Сам пристально смотрел, как ходят ложки.

Захар ел неохотно, а вот Илько даже чавкал — видимо, вкусный мед. Филя прикоснулся к его плечу:

— Бидон женщинам отвезете, не ошибся?..

— Им, куда же еще? — улыбнулся Вармаськин.

— Вы молодые. Женщины, как мухи, любят таких, — по бегающим глазам деда засверкали зеленые огоньки. — Хе-хе-хе, если бы вернулась молодость, с вами бы пошел.

— Идем, дед, и сейчас годишься ноги держать, — усмехнулся Вармаськин.

— Нет, парни, как-нибудь сами с усами, — он толкнул локтем Бодонь Илько. — А вот рань-ше!..

И стал рассказывать о «подвигах» молодости. Выходило, что будто все красавицы стелились перед ним. Захар и Илько слушали, Олег смотрел в окно. Над пчельником кружился рой пчел. Около пятидесяти ульев здесь, если не больше.

Неожиданно Олег сказал:

— Вы отдыхайте, у меня голова что-то закружилась. Пойду по лесу пройдусь.

— Здешний воздух — лекарство, боль как рукой снимет, — приятно стало старику.

Под деревьями не так было жарко, как в домике. От водки и меда по телу Вармаськина пошел пот. Постоял, постоял он и по узкой, вьющейся змейкой тропке направился к ближайшему роднику. Родник бил из-под раскидистого вяза, который жилисто прилип к пригорку.

Олег снял мокрую рубашку, стал мыть спину. И здесь под кустами увидел самогонный аппарат: корыто с трубой и котел. Котел был еще теплым. Выходит, старик рано утром гнал. «Вот это сплюснутый нос… Бутылку мою опростал, о своем изделии даже и не вспомнил, — нехорошо подумал он о Филе. — Подожди, жмот, я тебя проучу», — и той же тропкой заспешил в сторону домика.

Зашел под навес, откуда недавно старик вынес наполненный бидон, и глаза даже раскрыл от удивления: перед ним стояли три фляги! Олег поочередно открыл их.

Две были заполнены вонючей бардой, третья, поменьше — самогоном. Окунул палец, поднес к языку — крепкая сивуха, черт побери! Всех на лугу напоит! Закрыл флягу, схватил двумя руками и с собой, в машину.

Сел под окном домика, стал слушать старика. Тот рассказывал про какую-то цыганку. Илько с Захаром, схватив животы, смеялись. Болтун даже не улыбался, будто то, о чем чесал языком, действительно с ним случалось.

«Ври, ври, схватишься о пропаже — волком завоешь», — подумал Олег. Встал, позвал друзей:

— Поедем, парни. Люди косят, а вы здесь басни травите. Несолидно…

Илько сел в кабину, Олег с Захаром закурили папиросы. И здесь откуда-то налетели пчелы.

— Выбросьте курево! — крикнул Филя. Олег — юрк! — открыл дверцу машины, взлетел в кабину. И Захар пытался зайти, только не успел: во время спешки ботинок уронил. Нагнулся за ним, и тут пчелы впились в его мягкое место. Парень заорал во всю мочь.

— Где не надо, не будете пить. Здесь пчелы, а не женщины! — от смеха старик даже скорчился.