Переписка

Моя книга, как я узнал недавно, расходится довольно хорошо. Маринина еще лучше. Пока кончаю. Желаю тебе всего, всего хорошего

Сережа

Чувствую, что ты, дрянь, мне ничего не напишешь.[249]

8 июля <19>12

<Москва>

<В Коктебель>

Милая Верка,

Через несколько дней мы покупаем старинный особняк в девять комнат, в прекрасном тихом переулке.[250] Напоминает он бабушкин, хотя, конечно, меньше последнего (особняк, а не переулок меньше). Дом состоит из подвала (кухня, людская и т. п.), первого этажа (7 комнат) и мезонина — в три комнаты. Расположение комнат старо-барское: из передней вход в залу, из залы — в гостиную, из гостиной — в кабинет и т. п. Рядом со столовой — маленькая буфетная. Недостает только зимнего сада с фонтаном.

Не хочешь ли ты этой зимою поселиться с нами. У нас будет экономка (помнишь милую старушку на моей свадьбе). Мы высчитали сколько с тебя брать. Полный пансион и комната 35 рублей.

От нашего дома (он на Полянке) идут трамваи на Арбатскую площадь, Лубянскую, Театральную (13, 3) при этом езды до Арб<ата> минут 8 — 10, до Большого Театра столько же. Я очень рад, что удалось так устроиться.

Чуть было не купили дом в Сокольниках. У нас будет телефон. Если хочешь с нами устроиться — пиши немедленно: нам необходимо знать сейчас же. Детская наверху — ребенок мешать не будет.

Вот уже две недели, как мы в Москве. Здесь не очень жарко — часто бывают грозы.

Твой Гумилев — болван, так же как Сергей Городецкий.[251] С. Г. поместил в «Речи» статью о женщинах-поэтах, в которой о М<арине> Ц<ветаевой> отзывается как… да не хочу повторять глупости!

Пиши на Собачью пл<ощадку> 8.

Не забудь сообщить, думаешь ли жить у нас.

Целую

Сережа

Кому следует приветы. Костры помню.

<25 марта 1915 г., Москва> [252]

Милая Верочка, Христос Воскресе! — Сидим еще в Москве, дежуря ежедневно в Союзе.[253] Удивляюсь, как у меня еще не образовались пролежни, думаю начать приходить туда на дежурство с резиновыми кругами.

— Лиля уехала в Финляндию отдыхать — ее адреса я, конечно, не знаю — недели через две она собирается вернуться.

В этом году Пасха невеселая. В первый день праздника я находился в таком мрачном и рассеянном настроении, что опустил в почтовый ящик вместо поздравительного письма рублевую бумажку (честное слово — правда!)

Весна в Москве холодная, осенняя. Молись за мое скорейшее отбытие.

Твой брат милосердия

С.

30/VI <19>15 г

<Минск>

Милая Верочка, у самой Москвы — на ходу видел мельком твой поезд — какая обида!

Этот наш рейс будет, вероятно, коротким и если ты не уедешь из Москвы — мы скоро увидимся.

— Получила ли ключи от квартиры? Я поручил передать их вашему заведующему.

В Союзе на твое место[254] будет проситься сестра с нашего поезда Татьяна Львовна Мазурова — ее смело можешь рекомендовать, как прекрасного человека и работника. Хотя, наверное, твой поезд уже ушел.

Сейчас короткая остановка в Минске. Куда едем — неизвестно.

Предыдущий рейс был исключительно интересным — мы подвозили раненых из Жирардова и Теремна.

Пока до скорого свидания. Целую.

<10 июля 1915 г.>

Кубинка

Милая Верочка, поезд свой догнали, или вернее он нас догнал в Кубинке.[255] На этой гнусной станции просидели более шести часов.

Сейчас я у себя в купэ, уже выспался, сижу в неописуемой позе, чтобы вагонная тряска давала себя меньше чувствовать.

Верочка милая, нежное спасибо тебе за ту ласку, которую ты мне дала в Москве.

Целую твою пухлую лапу и желаю успеха с театром.[256]

Поезд подъехал к Вязьме.[257]

Бегу опустить письмо.

Одну плитку шоколада уже изничтожил в Кубинке.

Привет Мише.[258]

Сережа

Буду тебе теперь писать чаще.

<31 июля 1915 г., Харьков>

<В Москву>

Милая Верочка, сейчас в Харькове пересел в Феодосийский вагон.[259] — В поезде царит страшная мрачность. — Все только и делают, что храпят днем и ночью.

Не забудь моей просьбы о Марининых письмах — мне. Страшно нужно поскорее узнать ее адрес. Надеюсь, что она сообщала его Асе.[260]

Я у тебя отлично отдохнул, но ты от меня, вероятно, очень устала. А шоколад-то я забыл и жалел страшно.

2 августа 1915

Коктебель

<В Москву>

Спасибо тебе, Верочка, за телеграмму, которую получил сегодня — на второй день по приезде.

Коктебель прекрасен! Он мне дал все, что я от него хотел. Только здесь я почувствовал со всею силою, что именно он мне был необходим. Здесь совсем пусто. Асю застал за несколько часов до отъезда.

Пра осталась одна, усталая от всех летних неприятностей, слабая, ласковая и трогательная.

Людвиг[261] очутился здесь и его невероятная фигура, покрытая от дождя полосатым плэдом, то и дело показывается на берегу с Лизой (сестрой Софьи Як<овлевны>). Завтра по обыкновению он куда-то уходит, куда выяснить не удалось.

Сейчас на море буря, все небо в косматых тучах, а море на горизонте синее, синее, а у берегов грязно-желтое. Вчера вечером оно светилось и мы с Людвигом, чтобы вызвать свечение, бросали в него камни.

Ночи здесь от туч совсем темные и страшные.