Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк

Ваши сочинения, дорогой мой, очень пропагандируются в Touraine и в Париже; ученики Ваши горячо их распространяют: в Touraine - Владислав Альбертович, а в Париже, я думаю, - Брандуков, виолончелист. Недавно мне говорили, что в Париже играли Ваше trio, исполнителями были Marsick, Брандуков и не помню, кто пианист. Здесь же играют Ваш Третий квартет и недавно исполняли Вашу Струнную серенаду, и хотя играли только четырьмя инструментами, но, тем не менее, она привела в восторг слушателей. Это было в частном доме в Tours, куда Влад[ислава] Альб[ертовича] пригласили на вечер, и было много публики. Мой пианист на этом же вечере играл одну из Ваших фортепианных пьес, и вообще Ваша музыка здесь постоянно в ходу, потому что Влад[ислав] Альб[ертович] приобретает здесь большие знакомства, его часто приглашают, и это дает возможность знакомить публику с Вашим именем, потому что ведь Вы знаете, что они кроме своего французского ведь ничего не знают, где что делается, но надо отдать им справедливость, что умеют, по крайней мере, ценить то, что хорошо. Про музыкантов уже и говорить нечего, но и публика в восторге от Ваших сочинений.

Скажите, дорогой мой, почему Вы думали, что меня что-нибудь принуждает жить в Belair? Чему Вы приписывали? Мне очень интересно это знать, не откажите, милый друг, сообщить мне это. На днях я хочу проехаться в Париж и тогда возьму там перевод, дорогой мой, который сейчас и пошлю Вам; но если он день-другой запоздает, то простите это, милый друг мой, потому что здесь нельзя брать перевода. Будьте здоровы, мой милый, бесценный друг. Всею душою безмерно Вас любящая

Н. ф.-Мекк.

Р. S. Сашок всё слабенький в своем здоровье, но, конечно, и е сумасшедший, как протрезвонили в Москве, к несчастью, всё те же близкие люди. Нет, голова его яснее и правильнее рассуждает, чем у многих других, а малокровен, и поэтому устает скоро, не может много выдерживать.

311. Чайковский - Мекк

С. Майданово,

13 января 1886 г.

Милый, дорогой друг мой!

Очень, очень давно не писал я Вам. Пребывание в Петербурге на этот раз было для меня как-то особенно тяжело и трудно. Во-первых, вскоре после прибытия, дня через два или три, я пришел в такое сильное нервное расстройство, что был один день, когда я пролежал, не будучи в состоянии двигаться, и брат Модест настолько испугался, что привозил ко мне известного доктора Бертенсона. Во-вторых, помимо нездоровья, отнявшего у меня несколько дней, я, по обыкновению, так был утомлен бесконечными посещениями и посетителями, что решительно не в состоянии был беседовать письменно с кем бы то ни было, даже с Вами. Наконец с сегодняшнего утра я опять у себя в деревне и снова наслаждаюсь тишиной и свободой.

Никаких особенно приятных впечатлений из Петербурга я не вынес. Оперы мои почему-то вовсе в последнее время не даются, и это мне тем более обидно, что необычайный успех “Онегина” должен бы, казалось, поощрять дирекцию больше и чаще давать его. “Мазепу” во весь сезон не давали ни единого раза!!! Новую симфонию мою, “Манфред”, играть там не собираются и совершенно игнорируют ее. Во всём этом я не вижу какой-либо враждебности ко мне, ибо врагов у меня вообще нет, а, скорее, какое-то невнимание, всё-таки несколько обидное для моего артистического самолюбия. Вообще, этот сезон для меня неблагоприятен. В Москве решено не давать в нынешнем сезоне оперу “Черевички” (а я так нетерпеливо ожидал этого!).

Теперь я хочу месяца два хорошо поработать над оперой и по возможности не выезжать из Майданова. В марте собираюсь поехать на Кавказ к брату Анатолию, провести там месяц и оттуда морем в Италию и Францию. Доктор Бертенсон сказал, что мне необходимо в нынешнем году пить воды в Виши, и я хочу непременно это исполнить, ибо здоровье мое в самом деле требует принятия каких-либо мер против все увеличивающегося катара желудка. В начале июня надеюсь вернуться в Майданово и всё лето проработать, предварительно набравшись свежих сил в Виши.

Сообщу Вам, дорогой друг, очень обрадовавшее меня известие, полученное сегодня. Дело в том, что, видя деревенских детей в Майданове вечно праздными и без толку шляющимися, я уже давно начал переговоры с здешним “батюшкой” об устройстве школы. Оказалось, что это возможно, если я буду ежегодно жертвовать известную сумму. Я изъявил готовность на это; “батюшка” начал месяца два тому назад хлопоты, а теперь получен указ о разрешении открытия школы, и с этой недели уже начнется учение. Очень мне это приятно!

Вчера в Петербурге я был донельзя обрадован посещением сына Вашего Макса, который только что от Вас вернулся и сообщил утешительные о Вас известия.

Будьте здоровы и счастливы, дорогая моя!

Беспредельно Вам преданный

П. Чайковский.

Теперь я буду аккуратно писать Вам каждую неделю.

312. Чайковский - Мекк

Майданово,

14 января 1886 г.

Милый, дорогой друг мой!