Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк

Р. S. Как мне жаль Вас, милый друг, за ту пытку, которую, я воображаю себе. Вы выдержали при переговорах с Эрдмансдерфером, но, слава богу, что это уже назади. Но как печально, что положение Музык[ального] общ[ества] так ухудшается. Как смерть одного только человека много разрушила; правда, этот один был и великий художник и энергичная натура.

309. Чайковский - Мекк

[Майданово]

23 декабря 1885 г.

Милый, дорогой друг мой!

Сейчас получил письмо Ваше, в коем Вы высказываете беспокойство о письме, не дошедшем до меня. Поспешаю успокоить Вас. Мне кажется, что некоторые мои письма не дошли до Вас; Ваши же, если не ошибаюсь, я получил все. То письмо, в котором Вы писали о близких нам обоим людях, помечено 13/25 ноября. Я получил и отвечал Вам на него, и этот ответ до Вас, наверно, дошел, так как в предпоследнем письме Вашем Вы говорите мне, что сожгли его, а мне поручаете сжечь Ваше, что я сейчас и сделал. Если было еще Ваше письмо о том же предмете, то действительно оно где-нибудь застряло, но мне кажется, что другого письма не было и что тут какое-то недоразумение. А впрочем, почта действительно неисправна, ибо одно или два письма, адресованные ко мне братом и его женой из Тифлиса, до меня не дошли.

Еще раз желаю вам, дорогой друг мой, хорошо встретить праздники и Новый год.

Меня очень успокоило то, что Вы пишете по поводу Вашего пребывания в Веlair. Я боялся, что обстоятельства почему-либо принуждают Вас там оставаться, и, зная, как Вы любите свободу, беспокоился.

Будьте здоровы, дорогая моя! Юлье Карловне, Людмиле Карловне, Владиславу Альбертовичу шлю сердечные приветы.

Ваш до гроба

П. Чайковский.

1986

310. Мекк - Чайковскому

Chateau Belair,

7 января 1886 г.

Дорогой, несравненный друг! Поздравляю Вас с наступившим Новым годом и от всего горячо Вас любящего сердца желаю Вам исполнения всех Ваших задушевных желаний, удовлетворения всех стремлений, спокойствия безмятежного и полнейшего здоровья. От души благодарю Вас, дорогой мой, за Вашу телеграмму на Новый год, но я не могла отвечать на нее по телеграфу, потому что едва ли можно посылать иностранные телеграммы в Майданово. Мы встретили и провели свои праздники хорошо, были Макс и Сашок с Анею; теперь опять все разъехались, и мы опять остались вчетвером. Милый друг мой, к большому моему горю, я не получила Вашего ответа на Мое письмо, касающееся близких нам людей, и потому-то и думала, что Вы не получили моего письма, а сожгла я Ваше письмо еще год назад, письмо на такой же предмет. Мне до крайности обидно, что я не получила этого письма Вашего, так как этот предмет сильно трогает меня за сердце. Поищите, дорогой мой, не осталось ли оно где-нибудь у Вас на столе, или не забыл ли Ваш Алеша его отправить? Я очень желала бы его получить.

В бытность Сашонка, я много слушала игры в четыре руки на фортепиано, но я, впрочем, и сама играю с нашим пианистом Ваши сочинения и имею самообольщение находить, что никто, даже из профессиональных пианистов, не интерпретирует так верно нашу Четвертую симфонию, Вашего Второго квартета и одного номера из Первой сюиты, как я??!! Нет, но, право, без всяких шуток, никто с таким благоговением не относится к Вашей музыке, как я, и, вероятно, потому никто и не понимает ее так, как я. Другие понимают в Ваших сочинениях только музыкальные стороны, я же сверх того слышу в них и разделяю чувства, выражения, поэтому в финальной части нашей симфонии есть место, которое я боготворю и которого я не могу слышать, когда исполняют его без меня, потому что оно проходит бесцветно, гладко; выражения такого горя и мольбы, от которых сердце может надорваться, проходят незаметно, а когда я играю, то я каждого нового пианиста заставляю, требую, чтобы он сыграл это хорошо, и помогаю ему в этом своим аккомпанементом. О, музыка, музыка, какое это благо для человека! Сколько тяжелого, горького она облегчает, заставляет забывать! благословенны Вы, проводники этого божественного искусства, пусть бог наградит Вас за то врачевание, которое Вы доставляете человеческому сердцу.