Переписка с О. А. Бредиус-Субботиной. Неизвестные редакции произведений. Том 3 (дополнительный). Часть 1

На этом и кончаю, пока. Жду от тебя. Тоскую… Не выбивай же меня из колеи сладкого и — тревожного! — труда… Целую, крещу проникновенно-нежно. Родная! Твой Ваня-светик, когда-то называла, давно-о-о!..

304

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

4. Х.43

Мой дорогой далекий Ванечка!

Вот уже и вправду осень, как быстро летят дни… Скоро ты именинник, мой родной. Мне так хочется, чтобы этот день ты провел в радости, тишине и мире. Поздравляю тебя, мой милый, и молюсь, чтобы Господь послал тебе здоровья и сил в работе. Будь бодр и благостен! Я так была счастлива читать твои строки о том, как спорится твоя работа. Какое это для творящего счастье! И для нас, читателей твоих! Мне очень хочется прочесть эти последние твои главы к «Лету Господню». Как досадно, что все это пока невозможно. У меня все та же сильная мечта: если буду жива и более или менее здорова, то все-таки хочется поехать во Францию. Если захочешь ты. Неужели не суждено нам «познакомиться»? Как это дико. А м. б. так нужно??

И еще у меня мечта: поехать на Балканы, но не так коротко, как в 37 году, а как следует. И в Палестину. Так хочется в Святую Землю! Ах, и конечно _т_у_д_а, _т_у_д_а… как бы хотелось Родину увидеть! Как ты минорно пишешь… Зачем «умереть здесь»? Разве мы что-нибудь о себе знаем? Я не мыслю себе даже возможности прокоптить всю жизнь за границей. Я верю, что вернусь домой. Много, очень много думаю обо всем. Как грустно, что мы не можем поговорить с тобой.

Ванечка, напиши мне, как ты именинник будешь. Поди в церковь и помолись Иоанну Богослову. Какой он дивный, — как я люблю его читать. Ах, вспоминается детское время, когда все было так близко, все так чутко воспринималось душой. Казалось, что не было ни времени, ни пространства, разделявших нас от того времени, когда жил Христос. Помню, как мне особенно хотелось принять венец мученичества за Христа и как я жалела, что мы не живем в первые века христианства.

Как было все, все понятно и дорого, и близко. Как горе чужое горячо трогало сердце, как хотелось обнять весь мир. Помню как жалела я, что не умерла до 7 лет и не стала ангелом и хотела так невероятно дожить до последнего дня. В детстве я так жила всеми событиями церкви. И как чудесно верилось. Мне так хочется написать одну вещь… Но… Но… Но. Не бранись, — пойми, что я так… немощна.

И этот холод, эта суета. В моей комнатке холодище, топить нельзя ее, разве только электричеством, но это невозможно. Дел накопилось масса. Одной штопки, так ужас сколько. Вся уборка огородных урожаев. Капусту надо солить, томаты, маис убирать, бобы и т. д. Ты браниться станешь, а кто же будет делать? Мама переустала, да и не хочу я взваливать. Моя вечная болезнь всех их доконала. А. хотел всю штопку и шитье кому-нибудь отдать, но никого не найти, никого нет свободных. Да, по правде говоря, я и не хотела бы. Одна возня с чужим человеком: ухаживай за ней, корми, пои, думай о ней. Нельзя же и запасы бросать. Сколько знакомых голодает, а я швыряться бы стала. Началась у нас молотьба. Сегодня (и в субботу) работают в родовом имении, которое арендует Арнольд, и где он поднял целину под злаки. Пшеница изумительная в этом году. Наше зерно взяла комиссия на посевные семена. Мука белая, белая. Вот с какой радостью бы тебе пирожок испекла. До последнего времени ели их еще с луком и яйцами, а теперь уж нет луку, — делали с капустой. Я очень люблю с капустой, а ты? У меня все еще нетронутое стоит твое варенье из груши. Помнишь? Я его _б_е_р_е_г_у… И духи берегу. Ничего, кроме «Ливня», не открыла. Открою шкафчик, полюбуюсь на них и закрою. Я помню, как ты их присылал. Твой цветок, за который ты сердился и называл его репейником, — очень разросся и дал 3 отростка, один из коих я отсадила с корнями самостоятельными и очень надеюсь, что отродится, а 2 других были без корней, но я тоже отсадила. Вот эти новые отсадки могут цвести, а старый цветет лишь 1 раз во всю жизнь. Потом у меня из семян выросла бегония — это редкость. Посмотрю какая. Есть надежда, что от твоей замерзшей семена. Мой апельсин растет чудесно. Посылаю тебе листочек. А в садике все осенне и плакуче. Я писала тебе о Валиной кончине… Да, мне так это больно. Но не касаюсь сего в именинном письме. Ванечка, сожги письмо, у меня насморк. Целую и благословляю. Оля

[На полях: ] Как больно мне, что не могу ничего тебе, моему солнышку, послать к Дню ангела. Светик!

Письма идут теперь 3–4 дня, потому не написала к именинам раньше.

Послала письмо от 3-го X⁷¹⁸ простым. Там о Вале.

Ванечка, мама тебя тоже поздравляет, она не пишет, т. к. завалена делами и моими, и своими.

305

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

7. Х.43 12, рю Шевер, rue Chevert, Пари, VII-e