Переписка с О. А. Бредиус-Субботиной. Неизвестные редакции произведений. Том 3 (дополнительный). Часть 1

Дорогая моя Ольгуночка, с 24 сент. не писал тебе: и временное нездоровье, — вот они, я-блочки-то! — начались-было будораженья в желудке, приступы кислотности, тошнота, небольшие боли, но, к счастью, вот уже дня три почти прошло, принял меры, но часть прибавившегося веса утратил… — и переезд в Париж, на квартиру Юли, с 30 сент., и хлопоты о ремонте квартиры. Вчера ремонт закончен, главный, можно вернуться, и завтра, — в Сережечкин день! — я возвращаюсь. Здесь, на рю Шевер, тому 20 л. и 6 мес. я написал первую часть «Солнца мертвых». Жил лет пять… — и пришлось здесь искать крова. Но эти пять месяцев «не у себя»⁷¹⁹, не пропали: я написал много, и осталось мне несколько страниц последней главы «Лета Господня» — «Кончина». Закончу, Бог даст, на этих днях. А тогда — к «Путям Небесным». Квартира от бомбардировки вы-играла! — дом напротив снесен ураганом и открылся простор..! Теперь, если суждено жить еще, я буду видеть, как заходит солнце. Вид — даль. Я выигрываю часа два в день — солнца! Оказывается, каштаны напротив, правей чуть, — целы. Бывало, смотрел я на этот дом, стройки полувековой — он был в 3 с половиной этажа, — видел «медальоны» — лепку, как делали в 80-х гг., и думал сколько раз: «меня не будет, а вы, гг. медальоны „римские“… — все будете!» И вот… их нет, а кусочек чугунного литья со входной двери лежит, как «мементо мори»[342], на моем письменном столе. Но ско — лько же пы-ли у меня!.. — как бархатные, горохового тона, скатерти, покрывает она — все! — на полсантиметра!! Сегодня и завтра Анна Васильевна будет приводить в порядок, после бывшей чистки «на-черно». Во вторую бомбардировку — писал! — две бомбы упали на самую мостовую, в 20 метрах в обе стороны от меня каждая. Бегать от них..? Один француз в наших местах потерял всю семью, пошел ночевать к знакомым, и на днях был убит… не бомбой, а… куском камня, упавшим с развалин. «Камо пойду от духа Твоего и от лица Твоего камо бежу?»⁷²⁰ В день рождения Юля надарила мне цветов: два горшка розового и белого вереска и амариллис, кажется. И — банку малинового варенья, — люблю его. Очень тронут многими «сочувствиями». Вчера мне сказали: пленные советские авиаторы были в книжном магазине «Возрождения», нашли только из моих книг «Няню»… Мой знакомый спросил их — «знаете Ш.?» О-чень знают! Жаль, не было ни «Лета Господня», ни «Богомолья» — и ничего другого. «Человек» издавался и в советчине⁷²¹. А «страшного» ничего не осталось, и издать нельзя. А у меня до 6 книг ждут. — Оказывается, моя квартира пострадала сильней других в доме. Благодаря «пурбуарам»[343] ее привели в жилой вид — где там отделка! — раньше других. Надо бы всю заново отделать, но это уже на мой счет, а у меня нехватит паров, нужно чуть ли не 15 тыс. франков — а где уверенность, что завтра не превратится все в прах?! Да и вообще — я, «безработный», бессилен. Теперь жалею, что отклонил сделку на фильмованье. Не могу и своих гонораров из Швейцарии добыть, — очень невыгодно. Слава Богу, что живу все же и могу писать. Нет, теперь уж не стану тянуть с «Путями», — поспешу.

Милая моя голубка, меня очень подавили и встревожили твои последние письма. Твои боли! Страдалица моя… — и я бессилен! Не стану возражать на твои мысли о «суете сует», — так естественно, что они владеют тобой. Я имею понятие о «боли» и знаю — все в ней тонет, и солнце перестает быть… и — все. Не отягощай, если есть возможность, удручения! надейся, надейся, надейся, проси Господа! Ты верующая и знаешь _с_и_л_у_ веры. Держи себя!! Нет же точного показателя — для отчаяния. Человек находит способы — без твоей воли даже! — ко многому применяться. Для меня — ты — всегда ты, мой _с_в_е_т, и всегда будешь лучезарна, всегда — чудесна. Да, медоносная! Ты — Олюна моя, непреходящая, пока мы _з_д_е_с_ь. А — _т_а_м… — кто знает это «там»?! Порой на меня наплывает потемнение… отчаяние, от бессилия _з_н_а_т_ь, наверное. Но… вдумайся в величие смысла — «и сущим во гробех живот даровав»⁷²². Этим _в_с_е_ покрывается. И… — _о_т_к_у_д_а_ эта всепокрываемость, которую мы порой так ясно сознаем, ощущаем как бы?! Странно… не правда ли? — что я, за месяц до урагана, чуть-было меня не поглотившего, начал этими словами мой — неожиданно пришедший, мне _з_а_д_а_н_н_ы_й! — рассказ «Свет во тьме»?! За ним я вложился яро в работу… был опален, вы-бит… и — продолжал писать?! В плане моего существования все _э_т_о_ _б_ы_л_о_ _н_у_ж_н_о. Неужели — случайность?!!! Нет, конечно.