Переписка с протоиереем Георгием Флоровским

Относительно западного (римского) богословия я тоже — лично для себя, во всяком случае, — предпочитаю осторожность в суждении. Во-первых, не следует слишком обобщать и брать все «латиискос» богословие в одни скобки. В частности, Дунс Скот заслуживает большего внимания, чем ему уделяется под гипнозом томизма. Во-вторых, я очень сомневаюсь в центральности filioque для всего догматического развития Запада и не думаю, чтобы «папизм» можно было вынести из filioque, — то есть «вывести», может быть, и можно, но меня, как историка, интересует не логическая дедукция, а фактическая филиация[53] идей. «Папизм» существовал уже, когда filioque eще не была даже в проспекте. Лев Великий вряд ли знал Августина «DeTrinitate»[54]. «Папизм» можно вывести, скорее, из какой-то христалогической неясности западного богословия, которую, однако, еще нужно более отчетливо нащупать. Насколько я могу сейчас усмотреть, это было своего рода «крипто-несторианство», коренившееся в некотором «гипер-историзме» Запада. Или, иначе, смысл вознесения Христова был так воспринят, что «исторический» и «онтологический» планы разрывались и «историческое бывание» Церкви обособлялось в автономную сферу. Вероятно, filioque как-то входит в этот ход идей, но это требует более тщательного и отчетливого анализа, чем мы до сих пор знали. «Моду» на filioque в современном русском (зарубежном) богословии завел Карсавин, и у Карсавина ее усвоил В.Н. Лосский, а затем ее довольно топорно развил Верховской, который истории вовсе не знает и логическую дедукцию принимает за экзистенциальный ход развития. Наконец, вера Западной церкви далеко не исчерпывается западным «богословием». Я думаю, что по вере католичество более православно, чем в его школьном (или метафизическом) богословии.

Лично я полагаю, что начинать богословие нужно не с таинства Святой Троицы, а с таинства Боговоплощения, которое непосредственно «отображается» в действительности Церкви и в «новом бытии» христианина. Тайну Троицы мы только потому знаем, что «Един от Святыя Троицы» стал человеком. Иначе мы впадем в метафизику и никогда не дойдем до богословия.

Тем не менее я вполне согласен, что примат «сущности» — опасное начало в богословии.

Писать сейчас подробно нет времени, и нет времени спокойно и «созерцательно» продумать все большие темы. Кое-что, впрочем, мне предстоит вскоре написать. В конце апреля читал в университете так называемую Dudleian Lecture (то есть лекцию, установленную по завещанию P. Dudley еще в 1751 году; это считается самым почетным приглашением не только в Гарварде, но во всем американском университетском мире). Я развивал там тему, намеченную еще 25 лет тому назад в статье «Проблема христианского воссоединения» (в «Пути», 1933 года). А теперь я должен эту лекцию записать для печати (у меня был только подробный конспект). Ваши письма доставили мне большое утешение. Здесь есть с кем говорить на богословские темы, но не среди православных, кроме двух-трех моих собственных учеников (не русских).

Не забывайте нас в Ваших молитвах.

С братским целованием всегда Ваш во Христе

Георгий Флоровский