Марина тактику переменила буквально на днях, когда я уже (наконец- то!) подал в суд все документы и вот-вот должна быть повестка. Она, как мне передают, ни в какую не хочет ни разводиться, ни меняться. Ну что ж. Будем мужественны и понадеемся на справедливость и снисходительность к мужчинам со стороны лучшего в мире советского суда. Она никак не поймет, что я не «колеблюсь», не «раздумываю», что для меня это независимо, официально или нет, — уже не существует, как это ни безрадостно и ни больно «за бесцельно прожитые годы».[222]
Вот я и закончил, в общем-то, книгу страшного года — года Дракона (о не зарекайся, еще месяц!). Книгой доволен. Боль-ша-я. Хо-ро-шая. Без Марины! Лето бы и одному — в лес, и не писать бы все лето… Да не выйдет.
«Пришла беда — отворяй ворота». «Нева» зарезала повесть, выплатив за нее почти сто процентов. Грозят судом. Хотят, чтобы возвратил деньги. Весело, честное слово: суд — так суд. Посмотрим, как они будут доказывать «историческую правду» — повесть о Державине. Главный редактор[223] говорит серьезно: «Вы исказили историческую и героическую картину того времени! Ведь тогда Суворов взял Альпы и Апеннины!» Я ему говорю, что тогда Суворов еще простеньким солдатиком в коротких штанишках бегал. А <он> восклицает: «Это ложь! Это дегероизация!»
Боже, Боже, если я завтра скажу им, что подметка — это подметка, меня будут уверять, что подметка — это балык из лососины. О чем говорить! На что сетовать! Правда, веселюсь!
И как не веселиться, если я выступал на вечере Филармонии с переводами псалмов, а оказалось, что вечер — юбилейный и — несовместимость псалмов и юбилея. Действительно, несовместимость. Но откуда я знал, что годовщина? Кто меня предупредил? Но это — ничего. Больше всего всех возмутило, что я выступал в свитере и сапогах! Это сейчас преступление, равноценное уголовщине. Но… у меня развалились все башмаки и уже три года нет ни одного костюма. Клянусь Вам — это правда.
Но жизнь — анекдот какой-то. Каждый гастролер придает себе какое-то мировое значение, не понимая своим мерзлым мозгом, что человечки-то глянут, ухмыльнуться и пойдут кушать кашу. И вот дрожат от гнева обком, все инстанции, секретариат, — снять с него сапоги и надеть сапоги фабрики «Скороход» и костюм «Индпошив». Купите, любимые мои, я — клянусь, надену, ибо каждый вечер стоит пятнадцать рублей и ради этого стоит пощеголять в замечательной обуви и костюме. О ГОРЕ!
Таковы мои дела, и они — лучше, чем следовало ожидать в данной нам временем ситуации.
Будьте здоровы! Обнимаю Вас и Василия Абгаровича!
Ваш — В. Соснора
Но адрес все равно материн.
74
Дорогой Виктор Александрович, не сердитесь, что не ответила на письмо. Пробовала звонить Вам в Комарово. Но там или не отвечают, или занято. Напишите по какому телефону и в какое время звонить в Ленинград. Пожалуйста!
Мне трудно писать физически — устала!!!..
Эти дни не могу поймать Слуцкого. Жена его в больнице, после серьезной операции. Думаю, что он целые дни там. Буду звонить еще и еще.
Подстрочники с грузинского обещал мне для Вас Симонов. Но пока ничего не дал.
Напоминаю ему и еще напомню.
Ваш вариант стихотворения Маяковского — прелестный. Делайте с ним все, что хотите. Вернее — что удастся.
Неужели Слуцкий не послал Вам подстрочник? Он взял у меня адрес Вашей мамы. Может быть, дозвонюсь ему сегодня вечером. Письмо это опущу завтра.
Соскучилась по Вас! Давно мы не виделись. Что же все-таки с Вами будет?!
Мы оба обнимаем Вас.
Только что говорила с Ритой Райт. Она на днях приехала из Риги. Латышские редакторы сказали ей, что они не то заключили, не то собираются заключить с Вами договор на переводы с латышского. Свяжитесь с ними! А Рита 23-го едет на десять дней в Ленинград. Она просит Вас позвонить ей
24-го по тел. 72-79-25.
Только что дозвонилась Слуцкому. Четыре дня тому назад Вам послали 200 строк словацкого подстрочника и книгу. Срок — две недели. Адрес правильный. У Симонова пока ничего не вышло.
Обнимаю, люблю
Л.
75
Дорогой мой Виктор Александрович,
Вася маленький[224] передаст Вам 100 рублей. Пригодятся?
У нас слякоть. Сегодня едем в Переделкино. Литфонд надумал делать нам террасу. Любопытно посмотреть. Не понимаю, отчего вдруг такая любезность? Видит бог, не заслужили.
Все остальное плохо, кроме, конечно, Ваших стихов и рассказов. Читаем и перечитываем. Не ответила Вам на Ваше желание посвятить мне парафразу Маяковского.[225] Рада этому, конечно.
Остальное расскажет Вам Вася-fils.
Сердечный привет Вашей Анне.[226] У нее очень приятный голос.
Обнимаю.
Лиля
76
21.2. 74
Дорогая Лиля Юрьевна!
Спасибо — большое — Вам за деньги. Они, естественно, пришлись очень кстати. Авось разбогатею…