Переплет

– Мистер Люциан… сэр, – произносит Нелл, закончив расставлять посуду. Она поднимает голову и смотрит на меня. Ее веки покраснели, губы опухли. Она колеблется.

– В чем дело, Нелл? Что-то случилось?

Она возится с чашкой и чуть не сбивает ее со стола, потом застывает, словно в ожидании удара.

– Я хотела поблагодарить вас.

– За что?

– За то, что предупредили меня. – Она делает вдох. – Вы пытались помочь.

– Ерунда. – Я не хотел показаться грубым, но именно так и вышло. Нелл вся съеживается от моих слов. – То есть… Ладно, забудь. Ступай.

Она опускает голову и берет поднос. Воротник платья распахивается – платье ей слишком велико. Сбоку на шее у нее синяк.

– Подожди. – Я тянусь в карман жилета, но вспоминаю, что в халате. Тогда я подхожу к столу и шарю в шкатулке в ящике. Наконец нахожу монету; от стыда по коже бегут мурашки. Зря я полез в стол. Протягиваю монету Нелл и с опозданием замечаю, что в руках у меня полгинеи, а не полкроны, как мне показалось в темноте.

Она стоит, уставившись на деньги.

– Ты хорошая девушка, Нелл, – я кладу монету ей в ладонь и наливаю себе чай, не глядя на нее.

– Спасибо, сэр, – бесцветным голосом отвечает она. Неужто она не знает, что я только что вручил ей заработок за полгода? Она могла бы взять монету и уйти.

– Не за что. – Я отворачиваюсь.

– Это все, сэр?

– Да. Это все.

Нелл уходит. Дверь затворяется с мягким щелчком. Я сажусь за стол и перечитываю вчерашнюю корреспонденцию, но сосредоточиться не получается. Мне не хочется никого видеть и не хочется быть одному. Глупость какая-то.

Растираю виски, пока те не начинают гореть от трения. Мне кажется, я все еще чувствую на коже тяжелый, сладкий запах лилий. Меньше чем через неделю… Закрываю глаза и представляю, как меня окружает серая стена. Я один. Мне ничто не угрожает.

Я поднимаю голову. В глубине дома что-то падает.

Тишина. Прихлебываю чай, но тот почти остыл. Жду, прислушиваясь, но в доме тихо. Тикают часы, со стуком роняя секунды, словно монеты в плошку для подаяний. Подвигаю к себе ближайшее письмо и кладу локти на стол. В коридоре звенит голос Бетти; слышится стук ее каблуков – она бежит к отцовскому кабинету. Затем наступает тишина.

Я опускаю глаза и слышу вопль.

Дверь кабинета распахнута. Вхожу, не раздумывая.

– В чем дело?

Нелл висит на шкафу. Ее голова завалилась набок. В нос ударяет резкий аммиачный запах мочи.

Бетти стоит в центре комнаты, зажав ладонью рот. Она всхлипывает. Я оглядываюсь, удивляясь тому, насколько все реально: опрокинутый стул с блестящими полированными ножками; мимолетные отражения в луже мочи. На полу лежит засохший розовый лепесток, похожий на коросту; он того же цвета, что и обои на стенах. Часы замедляют свой ход, и воцаряется тишина. Потом я понимаю, что это не часы, а капли, стекающие с мокрой юбки Нелл. Воздух врывается в легкие, и я шагаю вперед.

– Выйди.

Бетти вздрагивает, будто я ее ударил.

– Она… я… она…

– Скажи мальчишке, чтобы сбегал за доктором. Сейчас же.

Я ищу что-нибудь, чем можно перерезать веревку – нож для писем или перочинный нож. Но в кабинете убрано. Стол из черного дерева пуст и блестит, как черное зеркало.

Меня захлестывает паника. Мысли путаются. Я теряю время. Если Нелл еще жива…

Шатаясь, подхожу к шкафу. В стекле за ее телом, павлиньими перьями и позолоченным бивнем возникает мое отражение. Глядя себе в глаза, я бью кулаком по стеклу.

Оно разбивается. Узкие и треугольные осколки падают внутрь шкафа и поблескивают среди диковинок. Вынимаю длинный осколок из рамы. Тот выдергивается с рывком, и руку пронзает боль. Поднимаю опрокинутый стул и взбираюсь на него. В лицо Нелл не смотрю. Принимаюсь резать веревку осколком стекла – хотя нет, это не веревка, а кусок ткани, кажется, пояс. Наконец мне удается перерезать ткань. Нелл заваливается на меня; я пытаюсь удержать ее, но она слишком тяжелая. Шатаюсь и едва не падаю со стула. Стул наклоняется, но мне вовремя удается поставить на пол одну ногу. Колени подкашиваются; я неуклюже падаю. Нелл падает рядом, как мешок с тряпьем, поникший и бесформенный.

Встаю на колени. Взгляд случайно падает на ее лицо, и я зажмуриваюсь. Нужно проверить пульс, но меня пробирает ледяная дрожь; боюсь, как бы меня не стошнило прямо на нее. Открыв глаза, фокусирую взгляд на обоях напротив, наклоняюсь вперед и прижимаю пальцы к складке, где пояс глубоко врезался в шею. Ее кожа холодная и рыхлая. Пульса нет.

– Прошу, Нелл, – произносит кто-то дружелюбным, спокойным голосом. – Прошу. Не делай этого. Прошу.

Она не шевелится. Я дергаю за узел; тот не поддается. Трясущимися пальцами начинаю развязывать его; если у меня получится развязать узел, говорю я себе, все будет хорошо. Все это время я не перестаю говорить с ней.

– Не надо, Нелл, прошу. Не делай этого, умоляю. – Узел развязывается. Я вытягиваю пояс из-под ее подбородка. Ее голова заваливается набок. Ее глаза…

Я пытаюсь встать, но все плывет перед глазами. Опускаюсь на пол на четвереньки и пытаюсь сдержать подступающую тошноту.

– Вставай, сынок.

У меня резко схватывает горло, будто я подавился смехом.