Переплет

Дверь распахнулась. У меня перехватило дыхание. Не знаю, чего я ожидал, но я увидел за ней чистый деревянный стол, два стула и пыльный квадрат солнечного света на полу. Такая мирная картина должна была принести облегчение, но мою грудь словно зажали в тиски. Опрятная, аскетичная комната – и все же…

– Заходите, мистер Дарне. Садитесь. Подождите меня здесь.

Дарне медленно и протяжно вздохнул и бросил на меня последний взгляд, полный необъяснимой, загадочной ярости. Затем выпрямился, подошел к двери и шагнул за порог. Сев за стол, он весь напрягся и вытянулся, словно пытаясь унять дрожь.

– Эмметт, ты точно хорошо себя чувствуешь? Он не должен был… – Ее глаза скользили по моему лицу, выискивая реакцию, но ничего не нашли. – Иди приляг.

– Все в порядке.

– Тогда ступай на кухню и смешай клей. – Я встал и прошагал мимо нее, пытаясь держаться ровно и не шататься. Вокруг хлопали черные крылья, путая мне дорогу. Та комната… тихая маленькая комната…

На лестнице я сел. Свет падал на половицы серебристым кружевом. Контуры теней напомнили о полузабытом кошмаре. Перед глазами промелькнуло лицо Люциана Дарне, его голодный взгляд. Мой взор заволокла завеса тьмы, густая, как туман, но в этот раз во мраке было нечто новое – вспышка, блеснувшая, как зубы, невыносимо острые клыки. Это была не ненависть, а что-то готовое разорвать меня на куски, если дать волю.

Затем тьма поглотила меня, и все исчезло.

Ill

Постепенно я очнулся от забытья и увидел вокруг серый день. Дождь глухо барабанил в окно. Я уловил еще один звук, источник которого мне удалось определить не сразу. Уставившись в потолок, я праздно полюбопытствовал, что это может быть. Легкий шепот, пауза, вдох, шепот… Прошло немало времени, прежде чем я повернул голову и увидел Середит, – склонив голову та сидела за столом у окна. На столе стояла деревянная рама и лежали стопки сложенной бумаги. Она сшивала сложенные страницы, ведя иглой сперва в одну сторону, потом в другую; натягиваясь, нить шептала. Я долго наблюдал за переплетчицей, убаюканный ритмом ее движений. Она протыкала иглой бумагу и подтягивала нить; затем вытягивала ее с другой стороны и снова протыкала бумагу… Завязав узелок, обрезала нить, брала катушку и отрезала новую, привязывая ее к старой. В комнате было так тихо, что я слышал щелчок, с которым затянулся узелок.

Середит подняла голову и улыбнулась.

– Как ты себя чувствуешь?

– Я… – Во рту пересохло. Я сглотнул, и шершавая сухость на языке вернула меня к реальности. Болело все тело. Саднило запястье, словно меня больно ущипнули. Посмотрел вбок и не сразу понял, что увидел: мое запястье было привязано к кровати полоской белого полотна. Ткань натянулась, превратившись в узкую веревку, врезавшуюся в руку. Неужели я пытался вырваться?

– У тебя были кошмары, – объяснила Середит. – Помнишь?

– Нет.

Или да? Вопль, отозвавшийся многократным эхо; темные глаза, неотрывно следящие за мной…

– Неважно. Теперь ты пришел в себя, и тебя можно отвязать.

Она встала, аккуратно положила иголку на полусшитый книжный блок и, наклонившись надо мной, принялась развязывать узел скрюченными пальцами. Я лежал, не шевелясь и не глядя на нее. Что я натворил? Неужели опять рассвирепел? Дома со мной однажды случился такой тяжелый припадок, что я набросился на мать с отцом. С тех пор Альта боялась ко мне приближаться. Неужели я напал на Середит?

– Ну вот, – она подтащила стул к моей кровати и со вздохом села. – Ты голоден?

– Нет.

– Скоро проголодаешься. Ты пробыл без сознания пять дней.

– Без сознания?

– Теперь тебе нужно отдохнуть. Дня два, не меньше. Потом попробуешь потихоньку вставать.

– Все со мной в порядке. Могу и сейчас подняться. – Я рывком попытался сесть, но голова закружилась, и мне пришлось ухватиться за край кровати, чтобы не потерять равновесие. Постепенно головокружение прошло, но попытка выпрямиться отняла все мои силы. Я рухнул на подушку и зажмурился, запретив себе плакать. – Простите… думал, мне получше.

– Так и есть.

– Но… – Мне не хотелось думать о том, каково старой женщине было справляться с разбушевавшимся подмастерьем, страдающим галлюцинациями. Я мог бы ударить ее или, чего хуже…

– Открой глаза. – Середит придвинулась ближе.

– Что?

– Взгляни на меня. Так-то лучше. – Она склонилась надо мной. От нее пахло мылом, клеем и кожаным фартуком. – Это был рецидив. Но худшее позади.

Я отвернулся. Мама тоже так говорила, но каждый раз в ее голосе звучало все меньше уверенности.

– Поверь мне, сынок. Мне кое-что известно о переплетной лихорадке. Она редко протекает так тяжело, как у тебя, но ты поправишься. Не сразу, но поправишься.

– Что? – Я так резко оторвал голову от подушки, что боль пронзила висок. Значит, у моей болезни есть название? – Я думал, что просто схожу с ума.

Середит фыркнула.

– Твой ум на месте, сынок. Кто сказал тебе такую ерунду? Нет, переплетная лихорадка – такая же болезнь, как любая другая. Что-то вроде временного помешательства.