Мы замолчали. Она глядела на лампу, и в мягком свете ее лицо казалось совсем юным. Наконец она произнесла:
– Спасибо, Эмметт.
Я не ответил.
– Если бы не ты, они бы спалили дом.
– Но почему вы…
– Когда они стали колотить в дверь, я очень испугалась. – Середит замолчала, шагнула к лестнице и обернулась. – Когда они пришли, мне снился сон… Я решила, что это крестоносцы. Последний крестовый поход закончился шестьдесят лет назад, но я помню, как они пришли за нами в прошлый раз. Мне было столько же лет, сколько тебе сейчас. И мой учитель…
– Крестовый поход?
– Неважно. Те дни давно в прошлом. Остались лишь шайки крестьян то тут, то там, которые ненавидят нас и готовы убить… – Она горько усмехнулась. Прежде я никогда не слышал, чтобы моя хозяйка говорила о крестьянах с таким презрением.
Тут что-то внутри меня щелкнуло.
– Но они не хотели нас убивать, – в раздумье проговорил я. – Они пришли сжечь дом.
Последовала пауза. Пламя затрепыхалось, и я не видел, изменилось ли ее лицо.
– Зачем вы заперлись в доме, Середит?
Она схватилась за перила и начала подниматься по лестнице.
– Середит, – мне так хотелось остановить ее, что у меня заныли руки, – вы же могли погибнуть. Я мог погибнуть, пытаясь вызволить вас из дома! Зачем вы заперлись?
– Из-за книг, – ответила она, повернувшись так резко, что я испугался, как бы она не упала. – А ты как думаешь? Книги должны быть в безопасности.
– Но…
– А если книги сгорят, вместе с ними сгорю и я. Понимаешь?
Я покачал головой.
Старуха долго и пристально смотрела на меня и, кажется, хотела добавить что-то еще. Но потом ее пробрала сильная дрожь, и ей пришлось крепче ухватиться за перила. Когда дрожь прошла, она выглядела смертельно усталой.
– Не сейчас, – хрипло выдохнула она, словно в легких у нее не осталось воздуха. – Доброй ночи.
Переплетчица поднялась по лестнице и скрылась в своей спальне. В разбитое окно лил дождь, барабаня по полу, но мне было все равно.
Голова кружилась от усталости, я закрыл глаза и увидел шипящее пламя, протягивающее ко мне свои когти. Шум дождя расслоился: вода глухо разбивалась о тростниковую крышу, свистел ветер, слышались человеческие голоса. Я знал, что они мне только чудятся, но различал отдельные слова, словно все, кого я когда-либо знал, окружили дом и хором взывали ко мне. «Мне надо отдохнуть», – сказал я себе, но спать не хотелось. Больше всего на свете я не хотел оставаться сейчас в одиночестве, но выбора у меня не было.
Нужно согреться… Будь рядом мама, она бы закутала меня в одеяло, обняла бы и грела, пока я не перестану дрожать, а потом напоила бы горячим чаем с бренди, уложила в постель и посидела бы рядом. Накатила знакомая тоска по дому; я пошел в мастерскую и растопил печь. На улице еще посветлело: трещинка между тучами и горизонтом окрасилась в более светлый оттенок серого, чем остальной мир. Я не успел заметить, как наступило утро.
И вдруг осознал, что спас Середит жизнь.
Я заварил чай и выпил его. Пламя, пляшущее перед глазами, стало прогорать. Голоса стихли, дождь почти прекратился. Щелкали и потрескивали дрова в печи, пахло теплым металлом. Я сел на пол, прислонился к шкафчику и вытянул ноги перед собой. С этого ракурса и в этом свете мастерская напоминала пещеру, загадочную и тревожную; винты и рукоятки прессов превратились в причудливые скалы. Тень резака на стене напоминала лицо. Я огляделся и на секунду преисполнился сильнейшей радости из-за того, что мне удалось все это спасти: мою мастерскую, мои вещи, мой дом.
И тут я заметил, что дверь в глубине мастерской приоткрыта.
Я моргнул. Сперва я решил, что это игра света, темная тень у порога. Поставив кружку с остывшим чаем, наклонился вперед и увидел щель между дверью и косяком. Дверь была слева от печи – не та, что вела в комнату, куда Середит отводила гостей, а другая, за которой скрывалась тьма.
Я чуть не захлопнул ее. Мог бы захлопнуть и оставить закрытой, но не запертой, а потом лечь спать. Я почти так и сделал. Даже вытянул ногу, но вместо того чтобы толкнуть дверь, поддел ее и распахнул.
Пустая полка сбоку и ступени, ведущие вниз. Все это я уже видел мельком. Эта комната была совсем не похожа на другую и залитую светом, но я почувствовал тот же холод и смутное ощущение тревоги.
Я выпрямился и потянулся за лампой. Сон как рукой сняло. От нервного напряжения по спине забегали мурашки, кончики пальцев покалывало. Оставив дверь широко открытой, я стал спускаться в темноту.