Переплет

Понеслись какие-то шутки, но первое, что я увидел, даже не увидел, а обрел, – был яркий розовый топик с темными пятнышками у подмышек от пота, обтягивавший чью-то аккуратную грудь. Да, именно, обрел, как новый глоток воздуха с нотками телесных ароматов юного взволнованного тела. «О! Кто ты?» – едва ли прозвучал мой голос, а обладательница розового топика уже бежала прочь, весело и непринужденно.

Пляж накрывало волнами то депрессии, то эйфории.

Сейчас пришло время делиться своими эмоциями.

Отрекшиеся от прошлой жизни братья Джим и Берти уже разливали местный ром. Австралиец Боб, гробокопатель в полугодовом отпуске, уже заказал пиццу в соседней лачуге у ливанца Карима. Пляж оживал.

– Мда, Уле, и ты под таким мощным кайфом всю ночь протусил? Респект. Ну. Это ты еще не все здесь знаешь. Камбоджийки тоже разные бывают. – Вещал Питер, немец польского происхождения. – Бывает, засунешь ей в шорты руку, а там стручок такой мелкий. Беее. – Скривился в улыбке Питер.

– Нет, Пит, – сказал я, – это кто была? Вот это бесподобное создание в розовом топике, а?

– Уууу, – протянул Питер. – Нам она не ровня, не из наших она палестин. Белокурая курва-мать, эххх.

– Не смей так о ней, Пит! Ты что, сдурел? Она же нимфа юная… – я возмутился.

– Ладно, ладно. Отмечена она грустью какой-то, что ли, хоть и веет от нее безудержным юным весельем. Илоной, вроде, зовут. Из восточной она Украины. Не знаю, где это… – признался Питер.

Сюита вторая

На тот самый, как оказалось, розовый топик капельки сока брызгали, когда Илона ломала фаланги и клешни лобстера, обильно политого лимонным соком и рисовым уксусом, а потом мясо лобстера она окунала в острый камбоджийский карри, и погружала покрытые соусом куски морского чуда в ротик свой с жемчужными зубками, и заедала рисом-жасмином, и запивала все это том-ямом, сваренным в лучших традициях тайской кухни, и рисовым пивом «Ангкор». И съедая, и запивая все это великолепие, Илона выглядела так, как выглядит человек счастливый. Так в ресторане на пляже отеля Sokha Beach Resort Илону мне довелось наблюдать, и сердце билось тогда быстрее. Я съел что-то острое тоже, но билось оно потому быстрее, что видел розовый топик спасительницы своей я.

Еще в кафе со сладостями за пределами гостиницы практически в центре Сиануквиля я ее видел. А за сладким туда я захаживал частенько. Только в кружевном сарафане она охлаждала мороженым горло свое, наслаждаясь зноем.

На экскурсии видел ее я, когда мы причалили к острову Кох Та Киев, в однозвездочном поселении из бунгало The Last Point. Там она лишь в купальнике играла со сверстниками в волейбол, и, судя по всему, была той самой одной звездой.

И на дискотеке «Утопия», куда сбегались местные и приехавшие на заработки девчонки всех возрастов, сияла она в окружении туристов-мужчин любого возраста, позабывших, увидев ее, о местных и прочих красотках (берущих немного и все отдающих, и стелющихся у ног). Бонвиваны и расслабленные серферы, бармены и сессионные музыканты, банкиры, белые, синие и в горошек воротнички увивались за ней на танцполе, у бара и возле беседки, где праздно сидел и я. И грациозными па, когда танцевала она, я упивался, и с новой бутылкой «Ангкор» я повторял «анкор».

А после я видел ее во сне, в каждом последующем сне. Даже если не мог понять, что или кто в нем олицетворяет ее, я все равно знал, что видел ее во сне. А потом в небесах любой страны видел ее парящей свободно, в каждой ноте ее улавливал, в каждом мазке. В каждом слове, если это слово обременено было смыслом, поселялась она, Илона, в розовом топике, да.

Сюита третья

В тот последний довоенный год я отдавался динамике жизни, восторгался мозаикой событий и перипетий. И казалось, что все вот-вот обновится настолько, насколько обновится взгляд на Луну, когда станет доступна для взгляда обратная ее сторона.

Индокитай тогда сводился лишь к познанию нового. Путешествия, по ощущениям, должны были стать нормой.

Илона отдыхала с родителями. Точнее, с мамой и отчимом.

Тогда популисты, чинуши и торговцы совестью нас волновали не очень.

А замшелый уют нам тогда был противен.

К шведскому столу она плыла летучей походкой, вернее, к столику, накрытому блюдами с фруктами. Но не было там клубники, как и не было перспективы девушку назвать клубничной. Но были там манго и страсти фрукт, и я нашелся, что ей сказать.

Илона по-детски изучала ассортимент экваториальных плодов. Всего ей хотелось попробовать. Она, похоже, и не ожидала, что парень со старческим взглядом к ней вдруг подойдет и скажет:

– Здравствуйте, можно я вас назову девочкой в поисках фруктов страсти?

– Ой, здравствуйте, я не знаю…

Слегка смущенно (чья-то душа запела).

– Как вас зовут, о, чудное создание?

– Илона.

– Уле, – ответил я.