Переплёт

Он вышел из тени и заглянул в стойло. На нем была та же темная дорогая одежда, что и вчера; прилипшая к лацкану соломинка переливалась на свету, как тонкая золотая цепочка. На щенков он смотрел, будто прикидывая, можно ли сшить из них пару перчаток.

— Похожи на маленьких пушистых червячков, — заметил он, — только с хвостами.

— Точно, — отвечала Альта, — но такие миленькие, правда? Эмметт, подвинься. — Зацепившись ногами за трещину между двумя досками, она приподнялась, повисла на загородке и потеснила меня в сторону, чтобы Дарне тоже мог посмотреть. — Смотрите…

— Черненький станет отличным крысоловом, — сказал я. — Спорим?

— Папа сказал то же самое! — Альта сморщила нос. Черный щенок зевнул, зажмурив слепые глазки, и устроился спать на соломе. — Но откуда вы знаете? Я вот думаю, вы просто гадаете.

— Вид у него такой, решительный. — Поймав ее взгляд, я рассмеялся. — Правда! Я не придумываю.

— Его-то папа и решил оставить. Сказал, что ухаживать за двумя нам не по силам.

— А беленькую, значит, отдаст Альфреду Картеру?

— Нет. Миссис Картер сказала, что у них своих собак хватает. Придется поискать малышке других хозяев. — Альта погрустнела. Ледяной ветер дул мне за шиворот.

— Вы собираетесь ее продать? — спросил Дарне.

Я глянул на него поверх головы сестры, потом отвернулся.

— Это же терьер, — ответил я. — Не каретная собака[5]и не охотничья.

— И что?

— Если она никому не нужна, значит, ничего не поделаешь, придется…

— Брось, Эм, — вмешалась Альта. — Кто-то из Миллеров наверняка ее возьмет. Или цыгане, если вернутся в этом году… Им же всегда собаки нужны, верно? — Веселость в ее голосе была напускной.

Малыши перебирали лапками, забывшись доверчивым щенячьим сном.

— Да, — ответил я, — мы обязательно ее пристроим.

Дарне нахмурился.

— А если не пристроите?

Я бросил быстрый взгляд на Альту. Та смотрела на щенков и притворялась, что не слышала, но глаза ее были безрадостными.

— Не волнуйся об этом, — ответил я.

— Но что с ней будет?

Я заколебался. Альта подняла взгляд и опустила. Взяв соломинку, стала теребить ее и оплетать пальцы. Дарне не отрывал от нее взгляд.

— Тогда отец ее утопит, — сказал я. Последовала тишина, в которой слышался лишь шорох соломы и плеск струи помочившейся лошади. Альта бросила соломинку в стойло, сжав губы.

— Но ведь не может…

— Ты спросил, Дарне. А я ответил.

— Ясно.

— Неужели? Здесь, на ферме, мы не можем позволить себе привязываться к животным.

Вмешалась Альта:

— Эм, прекрати, прошу. Не надо…

И в ту же секунду Дарне спросил:

— А можете отдать ее мне?

Альта резко развернулась, уцепившись рукой за стенку стойла. Мы оба уставились на Дарне. Наконец я произнес:

— Что?

— Можно я… возьму ее себе? Я вам заплачу. И буду о ней заботиться. Я никогда… я хоть и не фермер, но постараюсь хорошо за ней ухаживать.

— За беленькой?

— Что? Да. А ты думал, я о ком?

— Но зачем тебе терьер?

— Я просто… — Он сделал глубокий вдох. Что-то мелькнуло в его глазах. — А какое это имеет значение? Обещаю, я позабочусь о ней.

— Ну конечно, идеально, большое спасибо! И у щенка будет хороший дом, правда, Эм? Папа так обрадуется! Спасибо, Люциан!

Альта спрыгнула с перегородки, и Дарне протянул руку, поддерживая ее. На миг она засомневалась, брать его руку или нет; их ладони почти коснулись друг друга, и она вспыхнула. Дарне улыбнулся, она ответила ему тем же. Не глядя на меня, она проговорила:

— Какой Люциан добрый, верно, Эм?

— Мы найдем ей другой дом.

Я обрадовался, увидев, как померкла улыбка Дарне.

— Не говори ерунду! Ты можешь взять ее, Люциан. Ты ведь спас мне жизнь! А теперь спасешь еще одну. — Она шагнула ему навстречу, сжав пальцы в кулак, словно все еще чувствовала его полуприкосновение.

Он покосился на меня, и взгляд его был нечитаемым. То, что на миг в нем промелькнуло раньше, исчезло. Он повернулся к Альте и сказал:

— Спасибо.

— Пойду скажу отцу! — выпалила Альта, ее глаза блестели. Она хлопнула дверью конюшни и закашлялась на холоде. Потом снова стало тихо.

Дарне молча разглядывал щенков. Я же сверлил его взглядом до тех пор, пока он не поднял голову и не посмотрел на меня.

— Ты сможешь забрать щенка, лишь когда ему исполнится три месяца, не раньше.

Он кивнул. Золотистый отблеск лампы делал его лицо похожим на древнее позолоченное изваяние. В дверь ворвался сквозняк и погнал по полу соломинки; меня пробрала дрожь. Я стиснул зубы, чтобы он не заметил.

— Но я бы хотел навещать ее в промежутке. Чтобы она ко мне привыкла.

Я уже собирался уходить, но споткнулся и остановился; гвозди на подошвах так громко царапнули по полу, что Крепыш зашевелился в стойле и шумно выдохнул через рот. Дарне смотрел на меня открыто, бесхитростно; мой взгляд скользнул по его белоснежному воротнику, соломинке на лацкане, блестящим черным сапогам. Как он умудрился пройти по двору и не запачкать их?

Я протянул ему руку.

— Хорошо сыграно, отдаю тебе должное.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты ведь этого добивался? Теперь у тебя есть повод приходить к нам постоянно.

Он взглянул на мою протянутую руку. Я отдернул ее, прежде чем он успел пожать ее и унизить меня этим.