– Чушь! – взвился Бурмакин, – обалдела совсем?! В двадцать первом веке в какие-то гадания верить. Нежданова, у тебя что, совсем чердак снесло? Может, тебе успокоительные попить?
Зазвонила мобила, Иван, чертыхаясь, взял трубку. В ней раздался до боли родной голос:
– Вань, ты там скоро? – нетерпеливо поинтересовался Переплут.
– Не мешай.
– Долго ты ещё будешь со своей девой рассусоливать? Я есть хочу, калачей хоть вынеси.
– Сам сходи и купи.
– У меня денег нет.
– Боги пирожков не лопают, они амброзией питаются, – отрезал Иван и нажал отбой.
Через секунду телефон зазвонил снова. Бурмакин побагровел и прижал телефон к уху.
– Ну, Ваньша, ну, погоди! – наперебой запищали анчутки, – вернёмся – на английский флаг тебя порвём!
– При чём тут я?! – переполошился Бурмакин, это Переплут вас забыл!
– Супротив него не попрёшь, – призналась нечисть, – а вот тебе, козлу, мы ещё свинью подлоо-ожим.
– И что вы мне сделаете? – Скоро узна-а-аешь.
– Пошли в баню! – огрызнулся Бурмакин и швырнул трубку.
– Судя по твоим воплям, – хмыкнула Вера, – это тебе пора принимать успокоительные. И скажика, друг ситный, кто это тебе такой роскошный фингал навесил?
Телефон зазвонил в третий раз. Ваня грозно втянул носом воздух и схватился за трубку.
– Бурмакин? – из трубки послышался незнакомый начальственный бас.
– Да-а-а, – оробел Иван.
– Немедленно явитесь в подвал. У нас к вам ряд неотложных вопросов.
– Уже иду… – Бурмакин поплёлся на лестничную клетку.
2. Бесовская баня
Зашёл Ваня в подвал, а это и не подвал вовсе, а русская баня. Да не простая, а для дорогих гостей срубленная, ценными породами дерева отделанная, да роскошной мебелью обставленная. И будто, он уже в парилке, от каменки жаром пышет, от ароматного пара дух захватывает. А на полке лежат две обнажённые девы красоты неописуемой и так к себе и манят, так и манят. Сами белокурые, а кожа у них жемчужно-розовая. Налитые такие девахи, аппетитные, не хуже, чем в глянцевых журналах, кажется, только их пальцем ткни, так они и брызнут. Первая дева и говорит:
– Снимай исподнее, Вань, ты же в нём сопреешь.
Расстегнул Иван непослушными пальцами пуговки рубашки, скинул треники и застыл в одних семейных трусах. А вторая дева и предупреждает:
– Осторожно, Ваня, тут склизко. Иди к нам, да не оборачивайся.
Пошёл Иван к распутницам, а те изгибаются, извиваются, прелестями своими роскошными трясут, да и спрашивают:
– Томно ли тебе, Ваня?
– Ох, то-о-омно, – простонал Бурмакин, приближаясь к чаровницам.
– Нравимся ли мы тебе?
– Ох, нравитесь, – промурлыкал Иван, протягивая руки к девам и желая поскорее опробовать их на ощупь, – сразу с двумя у меня ещё ни разу не было
– Ну, как ты, Ванечка, распалился?
– Ох, распалии-и-ился…
– А теперь охолони чуток!
И вылили, стервы грудастые, на Бурмакина две шайки студёной воды. У Ивана вновь дыхание перехватило. Глядь, а это и не девы вовсе, а анчутки окаянные. Оказывается, это Ерофей и Спиридон изгаляются и над убеждённым атеистом куражатся. Ерька вытянул губы свои поганые трубочкой и давай лепетать:
– Иди ко мне, мой дорогой… Дай, я тебя облобызаю.
Бурмакин, хоть и в помутнении, но покачал одурманенной головой.
– Не пойдёшь? Точно? Ты хорошо подумал? А ты Спирь?
– Отзынь, лесбиянец озабоченный, – сплюнул Спиря, подхватил ванину одежду и устремился к выходу.
Еря, корча на ходу рожи, поскакал следом.
– Вещи хоть верните! – взмолился Иван.
– Размечтался.
– Как же я тут останусь в одних труселях-то? В ответ только хлопнула дверь, да заскрипел ключ в замке, а анчуток окаянных и след простыл.
3. Обознатушки
В ту же секунду дверь ваниной квартиры отворилась, и туда проскользнул Переплут, обернувшийся Бурмакиным, даже бланш под глазом один в один. Времени даром он терять не стал:
– Дорогая, а не заняться ли нам сексом в душе?
– Где?! – оторопела Вера.
– В душе, – ослепительно улыбнулся Переплут, – а что? Что, собственно, в этом такого? А-а-а? Бурный секс среди мыльниц и горшков.
– Каких горшков?
– Детских.
– Ваня, ты забыл – у нас нет детей.
– Будут. Верочка, ты стала слишком рассудительной и приземлённой. Хотя это самое бесполезное в мире занятие – пытаться всё просчитать заранее и жить завтрашним днём…
– Бурмакин, и это говоришь мне ты?!
– Верунчик, я вышел сейчас из подъезда, и луч солнца ударил мне прямо в лицо, он практически ослепил меня. И я внезапно осознал, что человеческая жизнь непоправимо коротка и чудовищно конечна. Ты меня понимаешь? Ничего нельзя откладывать на потом. Давай, заберёмся в душевую кабину, и будем там любиться. Не предохраняясь.
– Не предохраняясь?! – глаза Неждановой полезли на лоб.
– Зачем нам нужна эта резиновая гадость? – поморщился брат-два, – а получится ребёночек – замечательно. Ведь это будет дитя нашей любви.
Вера, не веря своим ушам, приблизилась к Переплуту, а тот не мешкая принялся стягивать с неё платье.
4. Переплут и Бурмакин