Переполох

— Само собой, — отвчалъ тотъ. — Хотя въ объявленіи и сказано, что никакихъ фискальныхъ цлей. Мы тоже знаемъ и понимаемъ. Вдругъ дымовыя трубы понадобились. Сосчитай, сколько ихъ. Зачмъ это, спрашивается? Съ какой стати? И вотъ помяни мое слово, что съ этихъ-то дымовыхъ трубъ къ лту и возьмутъ. Съ лошадей взято, съ собакъ взято — ну, теперь съ дымовыхъ трубъ возьмутъ.

— Такъ покажи меньше трубъ.

— А какъ проврятъ, да потомъ со штрафомъ возьмутъ? Счетчику-то что длать? Ему къ пятниц представь вс листки, какъ облупленное яичко. Ну, онъ по крышамъ и начнетъ лазать, да трубы считать.

— А сколько у насъ трубъ на нашихъ домахъ?

— А я почемъ знаю. Нешто я домъ строилъ? Надо будетъ проминажъ по крышамъ сдлать, да и сосчитать.

— Ну, вотъ. Охота! Пошли дворника.

— Перепутаетъ. А тамъ и отвчай за него. Нтъ, ужъ надо самому. Да вдь, кром того, надо и печи сосчитать по всмъ квартирамъ.

— Печи-то для чего?

— Ахъ, Боже мой! Да все для того-же! — раздраженно отвчалъ Безпокоевъ. — Квартирный налогъ взятъ — ну, теперь съ печки еще на прибавку возьмутъ.

— Когда по крышамъ-то будешь лазать? — спросила жена.

— Да надо сейчасъ начать.

— Возьми съ собой дворника. Все-таки будешь не одинъ и онъ теб поможетъ. А то эдакая скользь теперь. Долго-ли поскользнуться.

— Ладно… — пробормоталъ Безпокоевъ, тяжело вздохнулъ и прибавилъ:- Вотъ не было-то печали, такъ черти накачали. Теперь лазай по крышамъ.

— А голубей по чердакамъ, папашенька, считать не надо? — спросилъ сынъ.

— Дуракъ.

— Позвольте… Чмъ-же дуракъ-то? Ежели собакъ приказано считать, то отчего-же голубей не сосчитать. Такая-же тварь.

— Ну, полземъ на крышу, — сказалъ Безпокоевъ, вставая изъ-за стола.

Въ столовую вошла дочь его, двушка лтъ семнадцати, пухленькая, съ вздернутымъ носикомъ и объявила:

— Ну, вы тамъ какъ хотите, а я въ одномъ лист съ собаками и лошадьми прописываться не желаю.

— А мы, и не спрашивая, запишемъ тебя, — пробормоталъ отецъ, уходя изъ столовой.

II

Вдова, старуха, мщанка Мара Алексевна Птунникова, содержательница въ дом Безпокоева маленькой квартиры и отдающая ее отъ себя жильцамъ по угламъ, какъ получила отъ счетчика пакетъ съ листками и наставленіями для переписи, такъ и обомлла. Когда вошелъ счетчикъ, она сидла въ куст и ла солевую треску съ картофелемъ и лукомъ. Взявъ отъ него пакетъ, она даже перестала жевать, хотя ротъ ея былъ полонъ. Руки ея тряслись, глаза остановились. Она безсмысленно смотрла на счетчика, студента, а онъ ей пояснялъ:

— Тутъ все найдете: и листки личные, и листокъ квартирный, и квартирную вдомость, и наставленіе. Все это вы внимательно прочтете, прежде чмъ приступить къ длу. Главное на наставленіе поналягте. Оно вамъ выяснить все до мельчайшихъ подробностей! Да прочтите не одинъ разъ, а два, три. Поняли? Ну, а потомъ ужъ начинайте переписывать. У васъ сколько всхъ жильцовъ? — спросилъ онъ.

Только теперь Мара Алексевна начала прожевывать треску. Счетчикъ ждалъ отвта.

— Сколько-же у васъ всхъ жильцовъ? — спросилъ онъ еще разъ.

Сопровождавшій счетчика и стоявшій въ дверяхъ дворникъ произнесъ:

— У ней, ваше благородіе, жильцовъ много.

— Сколько-же именно?

Мара Алексевна, наконецъ, прожевала треску и стала считать по пальцамъ.

— Девятнадцать душъ, — послышался отъ нея отвтъ.

— Экъ васъ! Ну, тогда я мало далъ вамъ личныхъ листковъ. Вотъ, возьмите еще.

— Младенцевъ надо считать? — спросила она.

— Непремнно. И если-бы даже въ ночь съ 14 на 15 декабря родился кто-нибудь, то и того надо записать. Даже новорожденные и некрещенные и т записываются.

— Тогда двадцать дв души, — поправилась она.

— Ну, такъ вотъ вамъ добавочные личные листки и прошу ихъ выполнить къ пятниц, 15 декабря, къ десяти часамъ утра.

— То-есть какъ это, ваше благородіе?

Мара Алексевна недоумвала. Теперь ужъ у нея затряслась голова.

— Въ пятницу къ десяти часамъ утра вс ваши жильцы должны быть переписаны вотъ на этихъ, отдльныхъ листкахъ, — отвчалъ счетчикъ.

— Да я, ваше высокое благородіе, неграмотная.

— Неграмотны? Гмъ… Но вдь, однако, въ квартир кто-же нибудь найдется грамотный — вотъ его и попросите.

— Писаря найметъ, ваше благородіе. Ей что! Она старушка съ запасцемъ, — замтилъ дворникъ.

Къ трясенію головы у старухи прибавилось усиленное морганіе глазами.

— Ну-съ, такъ вотъ… — сказалъ счетчикъ. — Чтобы къ пятниц было все готово. Въ девять часовъ утра я зайду, и вы мн вручите пакетъ съ листками обратно.

Онъ повернулся и въ сопровожденіи дворника, вышелъ изъ квартиры.

Въ кухню вбжала жилица — двица не первой уже молодости, въ ситцевомъ распашномъ капот, накрашенная, въ папильоткахъ, съ папироской.

— Что такое, Мара Алекевна, у васъ здсь стряслось? Кто это былъ? — задала она вопросъ.

— Охъ, бда, милая! — пробормотала безпомощнымъ тономъ старуха.

Она уже сидла на сундук, опустя руки и держа въ одной изъ нихъ пакетъ съ листками.

— Какая бда? Господи Іисусе!

— Перепись… Всхъ васъ, жильцовъ, переписывать надо и даже младенцевъ.

— Такъ что-же изъ этого? Это вдь по всему Петербургу. Объ этомъ и въ газетахъ было написано, — успокаивала хозяйку жилица. — А я думала, какая такая бда!