Перерождение

И вот представьте: Москва начала девяностых. Ларьки, ларьки, ларьки, которые здесь почему-то стали называть «палатки». Люди, люди, люди. Все несутся, все с тюками и баулами. Все выглядит как один большой стихийный рынок. И мы с Розалией. Она в хиджабе. Меня трясет от возбуждения: сейчас я встречу Учителя! На нас все смотрят удивленно. Мы оглядываемся по сторонам в поисках Камал-хана. Толпа. Все куда-то идут. Лица, лица, лица. И вдруг, как в кино, я клянусь: в густой толпе внезапно появляется свободная «аллея», словно кого-то пропускают, словно все выстроились как на парад, даже не осознавая этого, в немом приветствии. И я вижу: идет. По этому живому коридору из куда-то бегущих людей идет Он. Я сразу понял, что это Камал-хан, сомнений быть не могло. Здоровенный, крепкий, с бородой, в белой чалме, в чапане, в сапогах. Идет Камал-хан и смотрит на меня так, словно тоже узнал. Идет ко мне. Я кинулся ему навстречу, он взял меня за руки, посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «Я тебя давно ищу». И тут уже пошло-поехало: мы оказываемся в гостях, в какой-то квартире, за столом, вокруг мусульмане, мне так все это непривычно и в то же время страшно интересно. Всех угощают, кормят «наповал», а я отказываюсь. «Мне, — говорю, — пожалуйста, две травинки, листик и цветочек. Я вегетарианец и вообще очень мало ем». Камал-хан как это услышал, так начал хохотать: «Если ты мало ешь, какой же ты суфий?!» А потом смотрит на мои руки и добавляет: «Вообще-то, суфий с кольцами — это тоже очень смешно». А у меня правда тогда был «пунктик» на ювелирке. В те годы еще был жив Саша, о котором я писал ранее, гениальный ювелир с платиновыми руками и утонченным вкусом. Я часто заказывал у него что-нибудь эдакое. Чем в результате только рассмешил Камал-хана.

Камал-хан рассказал мне, что родом из Казани, рассказал о своем советском прошлом в качестве профессионального музыканта — был Камал-хан флейтистом. И я, в свою очередь, несколько часов подряд рассказывал Камал-хану свою жизнь. Я не мог остановиться — каждая минута пребывания рядом с мастером казалась драгоценной. Я дал ему послушать свои диски с суфийской музыкой, а он на прощание подарил мне тюбетейку, которую я храню до сих пор. А тогда я решил ее в принципе не снимать. Так и поехал на вокзал в тюбетейке.

Сел в поезд, чтобы ехать в Ярославль. А поезд Москва — Воркута. По тем временам — ад в чистом виде. Такой пьяный поезд дебоширов. Я тогда еще подумал: «Ну, сейчас меня тут быстро вернут на грешную землю». Но каким-то чудесным образом весь этот бедлам меня миновал: мне по счастливой случайности достался билет в единственное пустое купе. Я так обрадовался, что еду один, что сразу заперся, надел наушники, включил CD-плеер и, не снимая тюбетейки, закрыв глаза, стал наслаждаться музыкой. Поезд стучит колесами, мерно покачивается, я снова куда-то еду, я ужасно воодушевлен. И вдруг что-то заставило меня открыть глаза. Смотрю, а напротив меня сидит Камал-хан. Я вздрогнул от неожиданности, и он исчез. Но он там был!

Именно тогда я понял, что все суфии — астральщики. Сидят себе дома, а их астральное тело носится, где ему вздумается. Удобно, выгодно, эффективно. И то, что вы называете «телепортация», является не чем иным, как их старым, побитым молью, но верным ковром-самолетом. То самое древнее искусство выхода из тела.

Накшбандийский тарикат, или Орден Накшбанди, — суфийское братство мистиков, существующее под этим именем с четырнадцатого века, а сама традиция уходит далеко вглубь седых, незапамятных времен. Основной особенностью практик этого ордена является так называемый тихий зикр — особая молитва, определенный ритм вдохов и выдохов, задержек дыхания. В точном переводе «зикр» — это воспоминание о Боге. У каждого члена братства есть свой уникальный зикр, данный ему при посвящении. Зикр дается Мастером ученику, и это священная тема. Это твой зикр, и он должен стучать в твоем сердце двадцать четыре часа в сутки.

Для практики подчеркнуто важен духовный контакт между Наставником и учеником, поэтому вскоре я пригласил Камал-хана к себе в Питер. Но из-за того, что сам я жил тогда в однокомнатной квартире и слабо представлял, как можно разместить в ней кого-то еще, Камал-хана я поселил в «Европейской» (сейчас «Гранд Отель Европа»), и каждый день я приезжал к нему, чтобы заниматься.

Камал-хан учил меня, он показал мне суфийские дыхательные техники, редкие практики, о которых не прочитать ни в каких книгах. Мне повезло получить от него прямую передачу учения. Занимались мы с ним месяца два.