Перерождение

Поселил меня Камал-хан в семейном доме своих друзей. И так началось мое исламское воспитание. Признаюсь, это была «жесть, какая жесть». Рушилась моя структура, выкорчевывались мои привычки, катилось к чертям собачьим все то святое, к чему так прикипело мое сердце за годы жизни: комфорт, уединение, тишина, а главное — мое любимое веганство и моя ненаглядная аюрведическая диета! Вот это был удар, скажу я вам. Мало того, что «ни вздохнуть, ни пукнуть», мало того, что ты вообще никогда не остаешься наедине с собой, мало того, что я, привыкший спать голым, каждый раз, когда пытался снять одежду, получал строгий выговор. Так меня еще уговорили есть плов. Ладно, бог с ним, с личным пространством, можно и потерпеть, ничего смертельного. И даже нет ничего суперужасного в том, что местные все поголовно спят в том же, в чем ходят, то есть в одежде и сапогах, снимая на ночь только калоши. Но есть плов, пусть даже и очень вкусный, — это было уже «ту мач». Организм запротестовал на третий день, но не будем вдаваться в пищеварительные подробности. А ведь после плова обычно еще крепкий чай с сахаром и сластями, истекающими медом, подают. И как бы нельзя не есть. Совсем нельзя. Такие традиции, что лучше помереть в гостях за столом, чем не есть. Это страшнейший светский грех: «Плохо ел за столом. Казнен путем отсечения головы». А еще более страшный проступок — это не пойти в гости. Отказ от приглашения расценивается как плевок в душу. То есть путей к отступлению от гастрономических приключений просто не существует.

В итоге я стал молить Камал-хана: «Ну пожалуйста, ну скажите, что у меня язва желудка!»

Мучительно было для меня и запоминание священных текстов и молитв на арабском. Мучительно было стоять на больных коленях по часу пять раз в день, совершая намаз. И один ночной, шестой. Ох как это было нелегко! Как это было больно.

Привычки жить по-старому пришлось на время оставить. Ничего нельзя было делать: ни мои обычные дыхательные упражнения, ни медитации. Только суфийские практики, только ислам. Консервативность иногда доходила до абсурда: даже свой утренний кросс мне пришлось оставить на это время. Когда я только заикнулся о том, чтобы с утра побегать, Камал-хан мне тут же запретил: «Утром все идут в мечеть. Увидят, как ты бегаешь. А все знают, что ты у нас живешь. Здесь так нельзя». Мне пришлось вставать по утрам еще до первого намаза и бегать во дворе на одном месте. Вот такой вот нехитрый компромисс.

Где-то через три недели я взвыл. Попросил Камал-хана выслушать меня. И застонал: «Ну как же так? Я к вам со всей душой, я в вас так верю, вы мой Наставник и Учитель… Как же так? Зачем вы так строго со мной? Мне так плохо! Что за издевательство?» И тогда Камал-хан посмотрел мне в глаза и говорит: «Ты включен в меня, я включен в Хазрата, Хазрат включен в Аллаха. И поэтому все, что есть, — это Аллах. И если ты этого не поймешь, у нас с тобой ничего не получится». И в этот момент я посмотрел на себя со стороны. И все понял. На глаза навернулись слезы. Я посмотрел на Камал-хана. С ним происходило то же самое — он утирал слезу.

Мы совершили намаз, во время которого меня посетило откровение, как это ни громко будет сказано. Откровение, о котором Наставник запретил мне говорить. Об этом знаем только мы с ним и больше ни одна живая душа. Это стало переломным моментом моего пребывания в Самарканде. Внезапно я начал находить смысл во всех своих «лишениях» и «неудобствах», я разобрался с ними, осознав их природу. Я перестал сопротивляться и отдался потоку, несущему меня не куда-нибудь, а в паломничество по святым захоронениям пророков.

Представьте себе: обычный город, обычная улочка, ты идешь и вдруг тихонько открывается едва заметная боковая калиточка, а из-за нее тебя уже рукой подзывают. Чувствуешь себя как мафия, для которой открыты все потайные входы и выходы. И вот пара шагов — и ты оказываешься в гробнице непонятно какого седовласого века! В древнем захоронении святого пророка Даниила, например. И что самое удивительное — такое ощущение, что даже по соседству живущие люди не подозревают, что у них под боком происходит.

Судя по легенде, Даниил был шестнадцатиметрового роста. И гробница его представляет из себя такую огромную «трубу», расширяющуюся «в плечах». И вот в таком месте совершить намаз — это что-то отдельное, это опыт, который что-то во мне перевернул раз и навсегда. Я зашел в гробницу на час для намаза, а во время него отключился примерно на сутки, наверное. Весь день и всю ночь там пролежал.