Магнитофон, который был у меня в руках, тут же запихнули в багажник, и через весьма непродолжительное время я, по расчетам этих товарищей, уже был должен им кучу денег. В какой-то момент прозвучала фраза: «Мы-то играем по-честному! Вот, смотри!» К моим ногам полетела «кукла» (муляж денег) в виде увесистой пачки долларов. Видимо, от меня ждали ответного появления веера дензнаков. Я даже в руки не стал брать очевидную фальшивку, это было уже слишком. Я только сказал: «Ну давай, своими руками открой пачку, я посмотрю, какие у вас там деньги!» Понятное дело, никаких денег у них там не было. В результате долгих препираний, базара-вокзала, развода всех видов и отговорок всех мастей я нехотя отслюнил им сто долларов, чему они были несказанно рады. Меня оставили на пустом шоссе посреди леса с вещами. И я такой довольный стою: с чемоданом, сумкой, в обнимку с драгоценным магнитофоном, а рядом — ящики с виноградом и банки с медом. Понятное дело, без ящиков и банок меня из Самарканда живым никто не выпустил бы.
Еле-еле добравшись до Москвы и чуть не опоздав на свой поезд в Питер, я наконец-то оказался в своем привычном мире. Самаркандские страсти меня «отпустили». И хоть билета на поезд я купить не успел и ехал с проводниками (дай бог здоровья этим сговорчивым людям!), но под уютное постукивание колес, под музыку, струящуюся мне в уши из плеера, под виноградик все произошедшее в Самарканде предстало передо мной в сказочном свете, а те неудобства, на переживание которых я тратил столько времени и сил, теперь казались незначительными. Я был абсолютно счастлив и смотрел на мир как-то иначе. Он стал многограннее, сложнее, но в тысячу раз прекраснее.
Глава 11
Шаманка
Одной из самых роковых и экстремальных женщин-учителей в моей жизни, без преувеличений, стала шаманка Ханда Цырен Абре. Она приложила немало усилий к процессу моей трансформации, даром что методы воздействия, которыми она оперировала, были где-то за гранью всего того, о чем я знал до этого. Сказать, что она меня потрясла, не сказать ничего.
А «проводником» всей этой истории стала моя давняя знакомая, известная ведущая тренингов личностного роста Анна Доценко. В то время она была, что называется, «в топе», ее техники работали превосходно, и на ее тренинги был повышенный спрос. Анна ездила по всей стране, да и к ней на тренинги съезжались отовсюду. И вот однажды Аня мне говорит: «К тебе на сессию хочет прийти одна женщина, которая ходит ко мне на тренинг, ей надо со здоровьем помочь». А я тогда уже начал лечить народ, давал частные сессии. Так я познакомился с Олей — стодвадцатикилограммовой буряткой, невероятно милой и приятной женщиной.
Поработав с ней и ее болячками, я какое-то время Олю не видел, она уехала к себе в Бурятию. И вот в один прекрасный день иду я после тренировки домой, в свою московскую квартиру, а жил я тогда возле Битцевского парка. Иду по двору, иду себе, и вдруг такой вопль: «Да-а-а-аши-и-и-и!» Я вздрогнул, вижу — Оля. «Оля?! Ты что тут делаешь?!» А Оля отвечает: «Я тебе Бориса привезла». И буквально одной левой достает из песочницы компактного мужичка, совершенно «в хлам» пьяного, и несет его ко мне. Я его отпихиваю. Говорю, что не надо мне никакого Бориса. А Оля так настойчиво: «Это мой муж, он в запое, полтора месяца водки, не можем ничего сделать, я его кое-как пивом в самолет заманила, но по дороге он опять нажрался, помоги!»
Ну, куда деваться? Надо помочь, ведь сам знаю, что такое «зеленый змий» и как он тяжело выводится. «Ладно, — говорю, — пусть продышится, хотя бы на ноги встанет, а я вас дома жду». И вот через некоторое время звонок в дверь. Открываю — стоят Оля с Борисом. У Бориса только и хватило сил на то, чтобы протянуть мне руку и сказать: «Борис!» После этого нечеловеческого усилия он упал. Бедный маленький бурят, уважаемый человек, который прошел войну в Афганистане, который был хорошим семьянином, вот в таком вот состоянии. Печаль.
Только я успел проникнуться сочувствием к Борису, как Оля быстро попрощалась и ушла. А мы с Борисом и его проблемой остались втроем. И так мне тошно стало, так досадно, что в голове что-то щелкнуло, и я ка-а-а-ак «сунул» Борису в живот, как по щекам надавал. Тот открыл глаза, а я его взглядом подцепил. Он мне в глаза глянул, пьяная пелена сразу спала, он сфокусировал зрение, его затрясло. Он посмотрел на меня с ужасом, с каким-то животным страхом и вдруг как заорет: «Восьмерки! Восьмерки! Восьмерки!» Я сразу понял, что видит он не меня, а что-то другое. Но не сразу понял, о чем он кричал. А «восьмерки» — это так на войне боевые вертолеты Ми-8 называют. И оказалось, что, когда Борис служил в Афганистане, его взвод попал под мощный обстрел этих «восьмерок». Выжил, по-моему, только Борис. И вот это воспоминание всплыло в тот роковой момент. И с этим воспоминанием нам пришлось работать. Я впился в Бориса взглядом, изо всех сил, насколько мог, как меня Камал-хан учил, и страшным голосом, который даже мне показался абсолютно чужим, сказал ему: «Борис, больше ты не пьешь!» И все.