Перерождение

Все поверили в несчастный случай и сочли размозженную голову последствием падения, а вот Браналь крепко задумалась, а потом стала тренироваться сначала на волках, а потом и на других членах стаи, развивая свои ментальные способности. И началась в стае Хильдегу череда необъяснимых случайных смертей: спонтанных убийств и суицидов. Но ведь все они заслужили то, что получили. Раз не сумели рассмотреть за хилой оболочкой, что за чудо в ее лице пришло в их жизнь. А у случайной власти оказался такой сладкий и упоительный вкус, что, испробовав его, Браналь уже не захотела останавливаться, ломая разумы и убивая просто ради удовольствия.

— Пупс, просыпайся, — требовательный голос альфы немного отвлек меня, но недостаточно, чтобы заставить захотеть послушаться и оторваться от интересного просмотра. Сейчас узнаю, как все было дальше, и проснусь.

Стая Хильдегу прекратила свое существование, и это сделала она, та, кого они, чистейших кровей Зверорожденные, считали никчемной. Уходя из поселения вместе с тремя десятками совершенно послушных и сломленных, некогда сильнейших самцов, Браналь оставила за собой только могилы. Поделом им всем. Ее же ждал огромный мир, который должен был склониться к ее ногам. Потому что она наконец осознала, что не просто так пришла в него с этим великим даром. Настало время все поменять вокруг, научить всех существовать по новым правилам. Да, будут тысячи и тысячи несогласных, и дорога им туда же, куда и всей стае Хильдегу. Останутся ведь еще миллионы, которые обратят свои взоры к ней за знанием о новом порядке. Ведь именно она теперь носительница новой чистейшей крови, именно своей, наполненной магией, и ровни ей нет.

Но Браналь ждала проблема. Выяснилось, что ее ментальное внушение не работало на Зверорожденных, не связанных с ней родством, какими были все члены ее прежней стаи, веками заключавшие браки между собой, а не руководствуясь глупыми натальными картами, как остальные оборотни. Да и обращенные постарше поддавались подчинению очень тяжело.

— Пупс, открывай свои чертовы глаза по-хорошему, или я приму гребаные меры, — голос Риэра будто стал глуше, как если бы он находился где-то в другом конце длинного тоннеля и продолжал постепенно отдаляться. Но меня это почему-то не слишком беспокоило. Иное направление, там, где транслировались картины жизни Браналь, выглядело сейчас намного привлекательней. К тому же оттуда веяло нарастающей мощью, и она была так приятна на вкус и ощупь, что я тянулась к ней, желая ощутить все нюансы получше.

Ей пришлось искать новый путь для осуществления своих планов. Переступить через пренебрежение перед обращенными слабаками, впитанное на генетическом уровне. Ведь там, где нельзя одержать победу дарованным свыше умением, можно применить количество. Благо у Браналь к тому времени была масса живых "инструментов", идеально послушных ее воле и занявшихся наращиванием числа воинов, а она сама могла сосредоточиться на любимом занятии — совершенствовании способов порабощения чужих разумов — и добиваться все лучших результатов среди все более старших и сильных недопесков. Она решила считать это повторным обращением. Странно, но меня вдруг восхитило ее упорство, дикая изворотливость ума и… безжалостность. Голос разума завывал о том, что это не могли быть мои эмоции, что жестокость и такая вопиющая бесчеловечность — не мое, но остальной части сознания с неуклонным нарастанием нравилось все в этой стерве. Она уже не пробуждала чувства жалости, не нуждалась в объяснении или оправдании своих действий, а привлекала дикой извращенной последовательностью в осуществлении своих чокнутых желаний, не считаясь ни с кем и ни с чем. И это было как-то… ух ты.

— Ну, ты сама напросилась, Рори, — рявкнул альфа, как из закрытой бочки. Да чего ему неймется-то? Все же хорошо.

Жгуче противное ощущение появилось в голове, быстро хлынуло к сердцу, оттуда в живот, оплетая по пути позвоночник. А потом внутри дернуло и потянуло, будто кто-то решил размотать и вытащить из меня кишки и одновременно выдрать позвоночник. Не кто-то. Чертов Риэр. Да что же ты творишь, мерзавец. Я стала сопротивляться изо всех сил, но эффект только усилился. А потом в мозгу оглушительно тренькнуло, будто оборвалась туго натянутая струна. И еще, еще, еще. Одна за другой они лопались, отдаваясь болью, но при этом и облегчением. Так, словно с каждым новым звенящим разрывом, я все больше становилась собою прежней. Не знаю, на котором треньканье я внезапно почувствовала себя как под толщей воды и инстинктивно устремилась вверх, нуждаясь во вдохе. И резко вынырнула в реальность, рывком садясь и едва не врезая в переносицу Риэра лбом.

— Ну наконец-то, — прорычал он. — А то придушить тебя за неповиновение, пока ты в отключке, было бы совсем не интересно.

Не обращая внимания на его тон и взгляд, обещавший особую креативность в вариантах моего наказания, я затрясла головой.