Перерождение

Да пошел ты. Нет, так нет. Но я не собираюсь стоять и смотреть, как ты умираешь. Это ваши звериные заморочки — бороться с помощью клыков и когтей, а я все еще человек. И это моя чертова голова, мой проклятый сон, а значит, тут будут мои сраные правила. И по этим правилам не будет никакой героической смерти моего мужчины. Больше не раздумывая, я схватилась за широкую ленту моей связи с монструазной стервой и рванула на себя, как и делала раньше. Только теперь вложив в усилие все отчаяние, которое испытывала при звуке задыхающихся хрипов альфы. Хильдегу взвыла, запрокидывая уродливую морду и буквально взмывая в воздух. Завалилась на спину, освободив Риэра, но моментально вскочила, разворачиваясь ко мне.

— Не смей переключать ее на себя, — мысленный приказ альфы, словно удар хлыста, в нем через край ярости и обещания возможной расплаты за неповиновение.

Ну, как бы уже поздно. Я рванула снова, и лента связи почему-то резко нагрелась, растянулась, будто была полотном горячей ириски, и провисла. Это еще что за хрень? Другие каналы себя так не вели. Размышлять было некогда, потому что зверюга атаковала меня, и я плюхнулась назад, оказываясь как раз между передними лапами-колоннами. Ну все, сейчас раз топнет — и прощай глупая Рори. Но динозавриха опять взвыла, и я поняла, что Риэр вскочил ей на загривок, начав рвать со всей свирепостью.

— Убирайся оттуда.

Я уже дернулась вперед, чтобы ускользнуть змейкой, и вдруг мой взгляд замер на уязвимом сейчас горле Хильдегу. Мой сон, мой — мои правила и законы. Что есть сил еще раз потянула широкий поток связи, растягивая его еще больше, и в момент, когда чудовищная волчица стала опускать голову, намереваясь перекусить меня пополам, накинула его петлей поверх громадной башки и, держась за концы, как за веревки, резко крутанулась под ней, подставляя под челюсти ноги вместо горла и головы. Сука-а-а. Как же больно-о-о. Гори ты, мерзость, огнем.

И она вспыхнула. Не сама Хильдегу, конечно, а наша связь, впившаяся в ее черепушку, словно резиновый жгут. Дальше… вряд ли я бы могла это пересказать. Наша противница истошно взвыла и начала безумно скакать и мотать мордой, стремясь скинуть Риэра со своей спины, а меня отцепить от светящейся ленты, кромсавшей ее шкуру и кость, словно газовый резак. Меня швыряло, мотало, било об ее грудину и лапы, и если бы это зависело от меня, то я давно бы отцепилась, ибо удержаться в этом урагане беснующейся плоти было выше любых сил. Но мои руки будто сплавились с горящими концами энергетического жгута, так же полыхая и причиняя немыслимую боль. Альфа же тоже умудрялся как-то удерживаться на спине ярящейся Хильдегу, прогрызая путь к ее шейным позвонкам. В последней отчаянной попытке спастись агрессорша опрокинулась на спину, и я с ужасом услышала хруст и истошный вой, а мое лицо оказалось прямо перед кошмарными челюстями. Пасть распахнулась, готовясь покончить со мной, но тут голова Хильдегу лопнула, как давно протухшее яйцо, распираемое газами разложения. Громадная туша рухнула, я сверху, но вот жгущая заживо связь не разомкнулась, и по ней в меня хлынул поток такой космической мощи, что я тут же разлетелась на молекулы, канув в темноту.

ГЛАВА 77. БРАНАЛЬ

Браналь, вот как ее звали. И свое первое убийство она совершила в семь. Защищаясь. Поначалу. Она была первенцем в семье альфы Хильдегу, но стала разочарованием и изгоем. Кому нужна такая? Повитуха матери выкинула ее, даже не обтерев, как мусор — зачем тратить силы на ущербное дитя. Браналь подобрала и выходила бездетная, слегка чокнутая самка из низшей касты стаи, жившая на окраине и отиравшаяся возле дома альфы в надежде получить какие-нибудь объедки. И жила бы она себе жалко, но тихо, если бы не бесконечные издевательства окружающих, главным зачинщиком которых был ее родной брат, появившийся на свет через одиннадцать месяцев после нее сильным и здоровым. Идеальным. Он и получил семейное имя Хильдегу, потому что именно ему предстояло стать наследником альфы и следующим вожаком стаи, которая столетиями не сменяла своего названия, законов и правящего семейства. Когда ее брат подрос, он стал преследовать Браналь, стоило той только высунуться из лачуги приемной матери, дразнить, швырять камнями, а то и набрасываться с палкой.

— Почему ты не сдохла, — орало маленькое чудовище, и она знала, что он лишь озвучивал слова их родителей.

Никто никогда не защищал калеку, наоборот, мелкого садиста только подзуживали и смеялись, когда она скулила и утирала кровь. Так вышло, что однажды Браналь отчаянно пожелала, чтобы мучитель просто шагнул с обрыва, до которого ее преследовал. И мальчишка это сделал, но опомнился в последнюю минуту и зацепился за уступ. Вот тогда она и подняла камень, чтобы избавиться от него навсегда.