Перерождение (история болезни). Книга первая. Восьмидесятые годы – 1992 год

Так или иначе, вопрос о партийности, по-настоящему серьезный в 50 – 60-е годы, сложный еще недавно, в последние годы как-то незаметно стал формальным, престижным только внешне, для многих лишь вопросом служебной карьеры. Сейчас это особенно чувствуется в безвоздушном пространстве партийного формализма, подкрепляемого еще большим формализмом политорганов.

* * *

Июль. На набережной Волги открывается вид почти как на Феодосийский залив. На верхнем ярусе – детское кафе «Лакомка» – любимое место саратовцев особенно в знойный день. Мороженое всех сортов. За столиками на низких стульях сидят мамы и малыши. Косички, веснушки, вихрастые головы. Посещать «Лакомку» – традиция.

* * *

Октябрь. Киев. 1-й Всесоюзный конгресс пульмонологов. Каждый день проходим из гостиницы в зал заседаний через площадь, где разместился палаточный городок руховцев. Молодежь, студенты. На головах повязки. Плакаты против КПСС, против России и СССР. Злоба. Раскачивают лодку. Многое искусственно: в магазинах Киева – до 10 видов колбас и никакой очереди. Власть пассивна. Школьника, посмевшего выйти на улицу с красным знаменем, забили на Крещатике.

* * *

28-й съезд партии. В стране и в партийных рядах былого единства нет. Авторитет Горбачева явно падает. Кто-то сказал: «Так хотела его послушать, а он все говорит, говорит…» Среди делегатов съезда подставленный Горбачевым и Шеварднадзе генерал И. Родионов. На него свалили события в Тбилиси. Предательство стало нормой. Предал Горбачев (походя) и замечательного латышского коммуниста Рубикса. Неугодными стали Лигачев, Рыжков.

С начала 80-х годов ощущалось замедление течения жизни в стране вообще и партийной, в частности. Постоянно усиливалось тягостное чувство почти полной остановки большой сонной реки, где все предопределено, где невозможна инициатива. Апогей общества «развитого социализма» – время Брежнева. Застой становился абсолютным признаком предстоящего быстрого крушения системы. Это чувствовалось, но срабатывали воспитание и неинформированность: значит, так надо… И это мешало думать критично до конца. Так и жили – по инерции.

В этих условиях приход Горбачева был воспринят как возможность развития или хотя бы перемен. И даже его ранние ошибки и просчеты (в том числе поведение в период аварии на ЧАЭС) рассматривались как цена развития. Река действительно потекла быстрее, но в условиях ослабевшей власти и нараставшей коррупции и неавторитетности этого бездарного и бессовестного правителя – не по руслу социализма. Человек этот не имел глубоких пролетарских корней. Измена самому себе, предательство очень характерны для людей с низкой политической культурой.

В числе первых, кто увидел Горбачева таким, какой он был на самом деле, была делегат съезда крановщица из Чечено-Ингушетии Сажи Умалатова. Она не просто увидела, а потребовала от съезда отстранения генсека от руководства партией и власти в государстве. Но это публичное обвинение было превращено… в шутку. Для большинства тех, кто был тогда в зале, застой в партии и стране и нарастание коррупции были выгодны. Ну, какое значение могло иметь мнение рабочего человека на съезде нерабочей партии!

Партия никогда не имела механизма самоочищения. Это предполагало бы высокую нравственность руководства. По Ленину: «нравственно то, что служит интересам рабочего класса», читай – трудящегося. А этого служения в последние годы и вовсе не осталась.

На съезде впервые промелькнули фамилии таких коммунистов, как Зюганов, Тюлькин, Пригарин… Слабенькая, еле слышимая оппозиция.

Постоянная картина: Ельцин и Горбачев как пауки в банке. Очевидно, что один другого стоит. Просто у одного еще есть власть, а у другого ее нет. У нас любят поддерживать безвластного, даже если уже ясно, что страна рухнет под его тяжелой поступью.

* * *

Май. Ощущение благополучия и уверенности в правильности происходящего в стране постепенно исчезает. Зло идет из верхних эшелонов власти, парализуя партию и массы людей. Аритмия нарастает, вытесняя правильный ритм жизни. Но пока страна работает, урожай будет собран, заводы – на ходу. Утром на трамвай не сядешь – все спешат к проходным. Но жизнь все более однообразна. На полках в магазинах безликая обувь, сахар-рафинад, рис навалом, макароны всех сортов, карамель – обертку не оторвешь, редуты банок с томатами. Молоко – 20 копеек литр, квас – 3 копейки стакан. Недорого, но многих раздражает, что везде одно и тоже… Пожалуй, только в Москве и Ленинграде пошире выбор.

В лоне КПСС рождается компартия РСФСР. Что это? Дань возрождению России теми, кто упорно отстаивает ее независимость от СССР? Что-то ненужное: секретарь повыше – Егор Кузьмич, пониже – Иван Кузьмич…

* * *

Июль. Отдыхаем в Гурзуфе. Сказка. Медведь-гора, прогулка по Артеку, поездка в Алупку в дегустационный зал. В санаториях, на пляжах, на вокзале в Симферополе, в Ялте – полно народу. Отдыхают не богатые одиночки, а миллионы трудящихся. Здесь забываешь о нарастающих невзгодах и политической суете.

* * *