Перерождение. R+R FOREVER

Первый наш поход, результатом коего стал снимок нашего чада размером с фасолину, едва не напугал меня, потому что раз взглянув на фото, Риэр тогда помрачнел и примолк, и ходил таким весь оставшийся день до вечера, улегся в постели ко мне спиной и прикидывался спящим, хотя я чувствовала, что он весь как звенящая струна. Опять вернулись все его страхи или подтверждение уже неизбежности отцовства пробудили желание сбежать куда глаза глядят?

Пришлось притвориться крепко уснувшей и ждать. Он осторожно выбрался из постели и крадучись покинул спальню. Спустя несколько минут я бесшумно последовала за ним и увидела его на темной кухне, подсвечивающего себе телефоном, а на столе перед ним лежал тот самый снимок. Риэр щурился и моргал, кадык его ходил ходуном, а пальцы скользили по поверхности фото, губы шевелились, что-то шепча. Мне почудилось что: «ты уж меня не подведи». Не сказав тогда ни слова и не выдав себя, я вернулась в постель с пониманием, что все у нас будет хорошо. Не может не быть.

* * *

— Божечки, это катастрофа! — придушено прошептала я, прикусывая в бессилии кулак, глядя из-за кулис на нашу девочку, что застыла на сцене испуганная и потерянная, пока другие ее ровесницы в белоснежных балетных пачках уже вовсю исполняли танец снежинок, — Я так и знала, что она испугается и растеряется! Зачем-зачем-зачем мы ее подталкивали и поощряли? Нуличек, ну давай же, очнись! Смелее, родная!

Инна наша такая кроха — точно в меня вся, не в отца, разве что глаза-волосенки его, росточком по плечо остальным девчонкам, ручки-ножки — палочки, теперь еще и губешки дрожат, ресницы машут — сейчас заревет и я следом.

— А ну прекратить нюни, пупс! — очень тихо, но весьма грозно рыкнул на меня Риэр и мягко отодвинув со своего пути, самым беспардонным образом выперся на сцену.

Протянул свою правую здоровенную лапищу Инне, второй бережно поддерживая головку висящего на нем в слинге трехмесячного Рунмара.

— Нуличек, давай же, мы же это дома сто раз делали! — невозмутимо сказал он дочери, хватая ее за ручку и становясь на цыпочки.

Со стороны зрительного зала послышались смешки, покашливание и возня, но мой муж грозно глянул туда и как ни в чем не бывало начал кружиться в танце снежинок, увлекая за собой и нашу кроху. Огромный альфа, абсолютно лишенный и намека на необходимую для танца грацию, с нашим сыном у своей груди и бросившийся на помощь дочери, плевать хотевший, как это выглядит со стороны. Он был просто великолепен, лучше всех на свете и мой. Наш!

Вот тут я уже совсем поплыла, захлюпала в занавес, заливаясь слезами при виде всего, что мне дороже собственной жизни.